– Платок, намоченный духами «Эскада», – послышался
спокойный Зайкин голос.
Я разлепила глаза. Так, лежу в гостиной на диване, у окна
стоит Борис, слева от него Федор, а в кресле… Не может быть! В своем любимом
кресле абсолютно спокойно сидит Аркашка, внешне совершенно живой и здоровый.
Я попыталась отодрать каменно-тяжелый язык от зубов, но
потерпела неудачу и только сумела промычать нечленораздельно.
– М-м-м-м…
– Вот и я говорю, – тут же подхватила
Зайка, – «Эскада» такие гадкие духи, что мертвый восстанет, коли понюхает.
– В особенности те, что подарил тебе Кеша на
днях, – влезла Маня, – в оранжевом флаконе. Ну, пакость! Блевотина!
– Их не надо пить, – огрызнулся старший
брат, – только нюхать.
– Кешенька, – пролепетала я, пытаясь сесть, –
ты жив!
– С чего мне умирать, – фыркнул сын.
– Но только что… На балконе…
– Ага, – завопила Маруська, – говорила же,
мусечка испугалась, а вы заладили: давление упало, давление упало!.. Ну и кто
прав! Скажи, мулечка, ты ведь решила, что это Кешку сбросили, ведь так?
Не в силах вымолвить слово, я кивнула.
– Знаешь, мать, – вздохнул сын, – нельзя быть
такой идиоткой! Это же кино! Тут все понарошку!
– Но я видела человека, очень, просто до жути похожего
на тебя… Погодите, кто же тогда упал?
– Максим Иванович, – спокойно пояснил Боря, –
под балконом мученической смертью погиб Максим Иванович.
Я резко села.
– Кошмар. Вызвали милицию?
– Зачем? – веселился режиссер.
– Как? Человек погиб!!!
– Максим Иванович – болван, – спокойно пояснила
Зайка, – так ему и надо!
Чувствуя, что сейчас опять грохнусь в обморок, я прошептала:
– Знаешь, Ольга, от тебя я не ожидала такой жестокости!
Раздался громовой хохот.
– Можно, я покажу мусечке Максима Ивановича! –
заорала, подпрыгивая на месте, Маня.
– Валяй, – ответил Борис.
Маруська метнулась к выходу. Я вжалась в диван и закрыла
глаза. Нет, только не это! Они что, все с ума посходили и собрались
демонстрировать мне останки несчастного мужика, рухнувшего со второго этажа…
– Ну, мусенька, открой глазки…
Я покорно выполнила приказ. На полу лежала… кукла.
– Так это…
– Манекен, – в полном восторге сообщила Маруська.
– Киношники зовут подобное чучело «болван», –
добавил Федор.
Маруська безостановочно тарахтела:
– Вот, смотри, ну смотри же… Сюда крепится мешочек с
фальшивой кровью, понимаешь? Максим Иванович падает, емкость лопается, фр-р-р…
кругом красные брызги.
– Зачем вы его по имени зовете? – только и сумела
пропищать я.
– А как же, – ухмыльнулся Борис, – актер все
же! Сколько ему достается! Бедненький Максим Иванович, вот уж кто гибнет во имя
искусства!
Все присутствующие опять захохотали. Ощущая себя полной
идиоткой, я поползла на второй этаж и забилась в кровать. Сон начал медленно
затягивать меня в свое вязкое болото. Уже собираясь окончательно отдаться
Морфею, я неожиданно подумала: «Как странно поступила Соня Кристалинская!
Выгнала из дома собственного сына».
Сон пропал. Я села на кровати, потом встала, подошла к
балкону и закурила. Надо же, так перепугалась, когда увидела летящее вниз тело,
одетое в свитер Аркашки. Интересно, а как бы я поступила, случись у нас дома,
не дай бог, история, как у Кристалинских?
Вздрогнув, я вернулась в кровать. Иногда не следует задавать
себе кое-какие вопросы…
Натянув одеяло на голову, я продолжала лежать без сна. Потом
опять встала и закурила, старательно выгоняя дым в форточку. Надеюсь, что
господь никогда не пошлет мне подобное испытание. Впрочем, если Кешка изменит
жене, я сделаю все, чтобы спрятать от Зайки неприятную правду…
Окурок полетел вниз. Дрожа от холода, я нырнула под одеяло.
Ну, Дашутка, наедине с собой надо быть честной. Я никогда не смогла бы выгнать
сына из дома, ни в каком случае, это абсолютно исключено, и поведение Сони
Кристалинской кажется мне по крайней мере странным.
Глава 17
Утром меня разбудил громкий лай Банди. Часы показывали семь.
Вспомнив, что сегодня нужно ехать к Гене Кристалинскому, я, охая и вздыхая,
сползла на первый этаж, где наткнулась на гроб. Возле полированного ящика стоял
Борис, гневно выговаривающий питбулю:
– Слышь, парень, ей-богу, мне это надоело!
– Что случилось? – поинтересовалась я.
Режиссер пропел:
– Дашенька, доброе утро. Извини, разбудил тебя.
– Ничего, мне пора уходить.
– Все убегаешь, – придвинулся совсем близко
мужик, – не хочешь даже разговаривать.
И он неожиданно обнял меня за плечи.
– Ну что ты, – я попыталась вывернуться из цепких
объятий, – просто у меня работа!
– А Маня сказала, ты бросила преподавать.
Обозлившись на болтливую сверх всякой меры дочь, я быстро
нашлась:
– Действительно, я прекратила одно время сеять
разумное, доброе, вечное, но теперь опять взяла группу.
Борис придвинул лицо совсем близко.
– Ну хоть вечерок посиди дома, дай возможность за тобой
поухаживать…
– Извини, – вертелась я, словно червяк под
каблуком, – боюсь, это не понравится моему бойфренду.
Борис разжал кольцо рук.
– У тебя есть любовник?
Решив сменить скользкую тему, я быстро спросила:
– Что наделал Банди?
– Лезет все время спать в гроб, – возмутился
режиссер, – просто отвратительно!
– Сегодня же прикажу Ивану разломать ящик в
куски, – пообещала я.
– Ни в коем случае! – перепугался Борис. – Ты
с ума сошла!
