– Кешенька, – продолжила Машка, – сделай
одолжение, положи еще кусочек тортика, вон тот, с красной розочкой!
В глазах сына загорелся нехороший огонек, но ради Ольги он
сдержался и чересчур сладким голосом, изображая из себя сахар в шоколаде,
ответил:
– Конечно, моя радость! Может, сразу еще и ломтик
бисквита с вареньем? Скушай сразу два.
Маруська вздернула бровь, но тоже подавила негодующий вопль
и просюсюкала:
– Очень мило с твоей стороны, прямо восторг! Ты страшно
любезен.
– В Музее русского быта, – гнула свою линию
Зайка, – открылась удивительная экспозиция, посвященная костюму
восемнадцатого века. В те далекие времена одежда…
Я усиленно делала вид, что занята поглощением салата. Больше
всего боялась, что сейчас не удержусь и заржу во всю глотку, глядя на Ольгу.
Заинька сидела абсолютно прямо, словно балерина на приеме у английской
королевы, на ее устах играла самая приветливая улыбка, и к камере Ольга
поворачивалась осторожно, великолепно зная, что в профиль ее нос кажется
чуть-чуть длинноватым, зато вид в полуанфас красит ее невероятно. Аркадий
перестал резать на мелкие кусочки несчастную птичку и уставился на жену. Маня
старательно отковыривала ломтики бисквита, не забывая осторожно вытирать рот
салфеткой.
– Многие дамы тех лет, – пела Заюшка, –
старательно…
– Дорогой Кешенька, – занудела Маруся, – будь
другом, мне бы хотелось еще вон того тортика…
Скатерть зашевелилась.
– Ой! – завопила Маня.
– Что случилось, мой ангел? – с самым невинным
выражением на лице поинтересовался Кеша. – Ты прикусила себе язык?
Маруся побагровела, оперлась локтями о стол… Я тяжело
вздохнула. Все!
– Чего толкаешься! – взвизгнула Маня.
Услыхав вопль, все наши собаки мигом пригалопировали из
холла и уселись в ряд возле стола. Банди, дрожа от нетерпения, бешено замел на
полу длинным тонким хвостом, а Хучик тихонечко застонал.
– Что с ними? – удивился Федор, стоявший за
камерой.
Я хотела было ответить: «Псы просто знают, что сейчас
произойдет», – но не успела.
– Душечка, – протянул Кеша, – по-моему, ты
объелась, и торт ударил тебе в мозг! Кстати, в подростковом возрасте очень
вредно употреблять столько жирной, сладкой пищи…
– Дурак, – завопила Маня, – глиста в
скафандре!
– Сосисина, промсарделина, – мигом отозвался
братец.
– Экспозиция музея напоминает нам, – пыталась изо
всех сил спасти положение Зайка, но потерпела сокрушительную неудачу.
– Ах ты гад! – заорала Маруська и швырнула в
Аркадия пирожок.
Слоеный пирожок, начиненный мясом, шлепнулся прямо к лапам
дрожащего от вожделения Банди. Пит мигом слопал трофей. Хучик, понявший, что
кому-то уже перепал вкусный кусочек, застонал совсем громко.
– Коли не умеешь себя вести, – сообщил
Кеша, – ешь у себя в комнате, отдельно от всех. Кстати, швыряться тоже
надо умеючи.
И он, схватив другой пирожок, бросил его в Маню. На этот раз
снаряд достиг цели, угодил прямехонько девочке в лоб. Машка вскочила, пирожок
упал опять перед Банди. Обрадованный пит мигом слопал и этот подарок. Хучик
зарыдал в голос.
Опрокидывая по дороге тарелки со сладким и чашки с чаем,
Маша кинулась на обидчика с кулаками.
Хучик радостно понесся подлизывать крем с ковра.
– Русский костюм, расшитый жемчугом, – надрывалась
Ольга, старательно пытаясь остановить сражение между муженьком и золовкой.
Но Аркашка уже схватил Маруську за руки.
– Отпусти немедленно! – вопила та.
Но Кеша быстро и ловко потащил ее в коридор, приговаривая:
– Хоть ты и ешь безостановочно, но силу не наела, все в
жир уходит.
Маня колотила ногами в воздухе, но Аркашка в мгновение ока
вытолкал ее за дверь, повернул ключ и, совершенно не запыхавшись, спросил:
– Так что там про жемчуг?
Внезапно Зайка разрыдалась.
– Что я не так сделал? – удивился Кеша. –
Старался, как мог, даже курицу ел, до сих пор мутит, а ты опять недовольна.
– Заткнись, – прошептала Ольга.
– Вот те на, – хмыкнул муженек, – не с той
ноги встала?
– Эй, эй, – ожил Борис, – это совершенно не
то! Сначала шло хорошо, а потом жуткая дрянь началась. Вы не поняли… Мне нужна
сцена нормального семейного обеда, поняли? Ну еще разок, сначала.
– Ни за что, – отрезал Кеша, – снимайте
только мать и Ольгу, меня увольте, ничего не выйдет, извините, я не обладаю
актерскими способностями.
– Великолепно получится, – настаивал
режиссер. – Дубль второй!
Я хотела было сказать, что все как раз только что вели себя
очень естественно, но Аркадий встал, быстро подошел к двери и распахнул ее.
Колотившаяся с той стороны Маруська совершенно не ожидала, что преграда между
ней и столовой падет столь стремительно.
Потеряв опору, она влетела в комнату и упала возле
сервировочного столика, задев его руками. Хлипкое сооружение мигом свалилось
набок, несколько бутылок и графинов оказались на полу. Из горлышек, потерявших
пробки, полилась жидкость, в воздухе мигом повис запах алкоголя.
– Ничего, ничего, – бормотал Борис, – ерунда,
начнем еще, эй, Дарья, вы куда?
Но я уже бежала вверх по лестнице, перепрыгивая через
ступеньки, – боже милостивый, избавь меня от семейного уюта! Пусть Зайка и
Маруся становятся звездами экрана, мне же это совершенно ни к чему.
Вплоть до полуночи я не рисковала высовываться из своей
комнаты. Судя по всему, съемки шли с полным размахом. Из столовой долетали
команды:
– Свет. Мотор. Камера. Снято…
Слышались возбужденные голоса и топот. Около одиннадцати
раздался шум двигателей и киношники уехали. Подождав для надежности целый час,
я, как была, в коротенькой футболке, побрела на кухню. Очень хотелось есть.
