– Так то Зыбино, – ухмыльнулся торговец, – Зыбкино дальше.
– Зыбино, Зыбкино, идиотство, – пыхтела Зайка.
Я не буду в деталях описывать, как мы мыкались по
окрестностям, разыскивая мост, неведомое Зыбкино оказалось на другой стороне
довольно широкой реки. В результате переправа нашлась, но пришлось делать крюк
примерно в сорок километров. Потом Хуча стошнило, а Марусе срочно понадобилось
пописать. Отойдя в лес, дочь с визгом принеслась назад, выяснилось, что, не
разобравшись в темноте что к чему, Манюня села голой попой на крапиву. Да еще
Аркадий без конца вздыхал и приговаривал:
– С милыми родственничками любой отдых превращается в ужас.
Где-то около полуночи, голодные, искусанные комарами (и
откуда они только взялись в октябре), мы подрулили к большому щиту «Конезавод
«Леонида». Стоит ли упоминать о том, что отличные железные ворота были заперты?
Но Кеша быстро отыскал домофон. Послышалось попискиванье, потом сонный голос
пробубнил:
– Кто?
– Мы, – радостно ответил сын, – открывай, Лешка.
– Кто мы? – настаивал хозяин.
– Аркадий.
– Какой Аркадий?
Я решила вмешаться:
– Леша, это Даша Васильева с детьми, соседка твоя бывшая,
помнишь? Ну, учительница французского языка, я еще твоей Кате уроки делать
помогала!
Раздался щелчок, калитка приоткрылась, и появился Леша,
облаченный в теплый бордовый халат. За те годы, что я его не видела, мужик не
слишком изменился. Такая же сухощавая фигура и быстрые голубые глаза. Было
только одно отличие. В то время, когда мы проживали дверь в дверь на одной
лестничной клетке, Лешка всегда был пьян, а его несчастная жена Галя вечно
сшибала у меня рубли до зарплаты… Сейчас же Алексей стоял совершенно трезвый, а
за его спиной возвышался отличный трехэтажный дом из красного кирпича, похожий
на наш, как брат-близнец. Верещагин прищурился, потом в его глазах мелькнуло
легкое удивление, и он пробасил:
– Дашка? Какими судьбами? Откуда взялась?
Я растерялась, а Ольга воскликнула:
– Ну ничего себе! Сегодня утром мы встретили в магазине
«Ветеринария» Галку, и она пригласила нас всех погостить, вместе с собаками!
– С собаками так с собаками, – покладисто отозвался Лешка и
загремел воротами, – паркуйтесь у забора.
Чувствуя себя отвратительно, я загнала машину на указанное
место.
– Галька спит, – пояснил Лешка, – уж извини, будить не
стану, встаем в шесть. Устраивайтесь пока в комнатах, а с утра разберемся.
Ощущая ужасную неловкость, я прилегла на жесткую кровать и
мигом заснула.
Глава 3
Утром кто-то распахнул дверь и завопил:
– Эй, собачки, гулять!
Я села и увидела Галку. Рыжие волосы торчали дыбом, лицо
светилось улыбкой.
– Это ты?
– А что, так постарела, и узнать нельзя, – хихикнула Галя.
Я покачала головой. Парадоксальным образом она помолодела.
Впрочем, у той Галки, которую я знала раньше, были бледная кожа, больная печень
и постоянно плохое настроение женщины, понявшей, что жизнь безвозвратно уходит…
Сейчас же передо мной стояла загорелая, веселая тетка,
которой дать больше тридцати было просто невозможно. Только волосы были
прежними – огненно-рыжими, полыхающими, как костер.
– Уж извини, – пробормотала я, – свалились тебе на голову
всем табором…
– Лешка – дурак, – констатировала Галя, хватая Хучика, – ой,
какой жирненький, а ты почему гулять не идешь? Давай топай, ну! Я ему, Лешке,
вчера сказала: Дарья приедет, а он и забыл! Ну а я спать легла, думала, сегодня
с утра появитесь. Пошли на кухню чай пить. Может, в столовой накрывать не
будем, вы же свои?
На просторной кухне подпрыгивал чайник. Галка распахнула
огромный, четырехкамерный «Филипс» и принялась метать на стол еду,
приговаривая:
– Творог деревенский, у вас такого нет, сметанки побольше
налей…
– Как твоя печень? – не выдержала я, глядя, как бывшая
соседка столовой ложкой наворачивает упругую нежно-желтую сметану. – Небось
жирность у этого деликатеса 100%.
– Что? – переспросила Галка с набитым ртом.
– Печень!
– Да я про нее забыла, – засмеялась Верещагина, – честно
говорю, и не помню, где находится, справа или слева! Ешь, ешь, от хороших
продуктов плохо не станет!
Я послушно положила на тарелку доверху нежный, тающий на языке
творог и бесцеремонно ляпнула:
– Слушай, а откуда у вас это все? Дом, конезавод…
Галка расхохоталась и вытащила «Вог».
– Будешь, под кофеек?
– Ты куришь?! А аллергия? Да стоило мне в прежние годы
вытащить пачку, как у тебя коклюш начинался!
Галина глянула на меня и серьезно сказала:
– Мы теперь другие. Считай, те Верещагины умерли.
– Но…
– Помнишь, как мы жили? – перебила Галя.
Я осторожно протянула:
– Ну…
– Ладно, не деликатничай, – отмахнулась она, – сама скажу.
Лешка, ирод, пил, прямо водкопровод какой-то был, со всех работ погнали, жуть.
Лежал весь день на диване да ханку жрал, урод. И ведь чего только я не делала,
похмельщика вызывала, в наркологию клала, все по фигу. Ребенок заикаться начал.
А тут еще ты съехала, совсем кранты пришли. В подъезде одни жабы живут, денег в
долг никто, кроме тебя, не давал, на работе просить стыдно, а этот, живой труп,
бутылки требует, драться начал! Словом, не жизнь, а Рио-де-Жанейро, чистый
бразильский карнавал, с песней и пляской. И деть его некуда, «хрущобу» нашу,
сама знаешь, разменять без шансов. Не поверишь, я руки на себя наложить хотела,
только на Катьку гляну и останавливаюсь: ну кому мой ребенок нужен?
– Где твоя дочь?
– В Англии, – выпуская дым, сообщила Галка, – в Королевских
конюшнях, она у меня ветеринар, по лошадям специализируется, а муж ее
англичанин, только не умри со смеху, лорд. Правда, не слишком богатый, но оно,
может, и к лучшему, нам своих денег хватает. Отличный такой парень, рыжий, как
я и Катька. Представляешь, какие дети пойдут!
Я только хлопала глазами.
