Жили не слишком богато, Михаил женился, потом развелся,
провел несколько лет холостяком и встретил Лену. Артюхина сразу не понравилась
Клавдии. Во-первых, сирота, из детского дома, голь перекатная. А Клава очень
хотела, чтобы брат сделал хорошую «партию». Так нет! Кругом столько молодых
женщин из приличных семей, мечтающих выйти замуж, но Мишу просто заклинило на
Лене, у которой, кроме комнаты в коммуналке, больше ничего не было. Словом,
совсем не то, о чем мечталось.
После тихой свадьбы настроение у Клавы совсем испортилось.
Детдомовка Лена, выросшая в системе государственного призрения, совершенно не
умела управляться с домашним хозяйством. К тому же лишенная с раннего детства
материнской ласки, девушка выросла грубоватой, резкой на язык и совершенно не обладала
женской мягкостью и слабостью. Леночка, твердо усвоившая постулат: кругом одни
враги, – привыкла не просить, а отнимать. Скандалы в молодой семье начались
сразу после брачной ночи. А потом появились наркотики.
Клава узнала о беде не сразу. Любимый брат, приведя в дом
новобрачную, отдалился от старшей сестры, которая пару раз, не сдержавшись,
делала Лене замечания. Клавдия, обожавшая Михаила, поняла, что ее
взаимоотношения с братом могут рассыпаться в прах, если они по-прежнему будут
проживать вместе, и предложила разменять квартиру.
Мишка с Леной поселились отдельно, и Клава не слишком хорошо
знала, что происходит у них за закрытой дверью. И только когда страшная правда
выплыла наружу, Михаил перестал стесняться сестру.
– Сколько он с ней мучился, – горько говорила Клава, –
одному богу ведомо. В больницу клал, в санаторий возил, гипнотизера приглашал,
какие-то невероятные лекарства покупал.
Но толку чуть. Выйдя из клиники, пополневшая и повеселевшая
Лена первый месяц держалась и не приближалась к шприцу, но затем неизбежно
следовал срыв.
– Миша меня никогда не слушал, – качала головой Клава, – я
просила, не женись! Нет, побежал в загс. Умоляла потом, разведись… Ведь когда
она только начинала колоться, можно было бы разбежаться…
Но нет, Каюров хотел вылечить жену, а когда стало понятно,
что дело безнадежно, посчитал непорядочным бросить инвалида. К тому же у Лены
от употребления наркотиков капитально съехала крыша…
– Любил он ее, – пояснила Клава, – не хотел в психушку
отдавать. Прямо дергался весь, стоило заговорить о сумасшедшем доме.
– Извини, Клава, – отвечал брат на все призывы сестры
поместить жену в психиатрическую клинику, – это невозможно. Там ее будут морить
голодом и бить. Уж потерпи немного, наркоманы долго не живут, пусть умрет
спокойно, дома.
Но, несмотря на ежедневное употребление «дури», Артюхина не
собиралась отъезжать в страну вечной молодости. Михаил окончательно обнищал,
все заработанные средства уходили на «лекарство» для Лены.
– Иногда мне казалось, что он мазохист, – откровенничала
Клава, – просто получает удовольствие от несчастий и неприятностей. И я очень,
очень вам благодарна!
– За что? – изумилась я.
Клавдия улыбнулась.
– Давно хотела с вами встретиться, да все никак. Мишенька
много о вас рассказывал, какой вы замечательный человек! Целых полгода общались
с моим братом, а когда он наконец решился и рассказал вам о Лене, сказали:
– Ничего, я подожду, жаль беднягу!
Я смущенно потупилась.
– Право, ерунда… Просто я хотела поддержать Мишу…
– Ну а потом завертелась история с этим наследством, –
закончила Клава, – Миша примчался ко мне ночью, взъерошенный…
Клавдия онемела, услыхав, о какой сумме идет речь.
– Что делать, что делать! – метался брат по крохотной,
пятиметровой кухне.
Клава растерянно смотрела на него. Ей, как и Михаилу, было
понятно, что Лену просто невозможно показать сотрудникам ингорколлегии, даже
если накачать ее всеми придуманными для психов лекарствами. Артюхина, говоря
юридическим языком, была недееспособна и не могла стать обладательницей
капитала. Впрочем, может, это и не так, Михаил не знал точно… Каюров, честно
говоря, опасался другого. У Артюхиной иногда случались просветления, во время
которых баба говорила и действовала как нормальная. Вот получит она наследство,
и что? Мигом потратит большую часть на наркоту?
Проведя бессонную ночь, брат с сестрой придумали простой
план, к выполнению которого привлекли давно мечтавшую о деньгах Наташу
Кабанову. Та, явившись в ингорколлегию с документами Артюхиной, великолепно справилась
со своей ролью. Никто и не засомневался. У чиновницы Кабанова подозрений не
вызвала, пришла вместе с мужем, вывалила на стол кучу бумаг – метрику о
рождении, свидетельство о браке, диплом об окончании медицинского училища,
паспорт… Впрочем, в последнем имелась фотография, но взгляните на снимок в
своем документе, удостоверяющем вашу личность, и положа руку на сердце скажите:
это вы? Я получаюсь на всех официальных фото похожей на кого угодно, кроме
себя. Отчего-то мое узкое лицо с маленьким подбородком и небольшим носом
трансформируется в широкую рожу с тяжелой нижней челюстью и огромным
«шнобелем», по бокам которого торчат крохотные испуганные глазки, причем
черного цвета, ничего похожего на мои голубые очи… Может, все дело в
неправильно установленном свете?
Получив деньги, Каюров зажил в свое удовольствие. Оборудовал
купленный когда-то в Вешкине дом и перевез туда Лену. Сначала он хотел нанять
медсестру для наблюдения за Артюхиной, но тут Клавдия, всю жизнь мечтавшая жить
на свежем воздухе, да в таком месте, чтобы вокруг никого не было, вызвалась
сторожить несчастную.
– Хлопот с ней не много, – спокойно объясняла она мне, –
вовремя укол сделать, еды дать да еще горшок вынести. Раньше-то она буйная
была, хулиганистая, убегала, орала, а теперь ослабела и тихой стала. Спит в
основном целый день, небось скоро скончается. Но у нас с братом совесть чиста!
Я выложила на стол пятьсот долларов.
Клавдия убрала их в шкатулку. Я уже совсем собралась
откланяться, как раздалась тревожная трель домофона.
Глава 20
– Кто бы это мог быть? – насторожилась Клава, быстро пряча
деньги.
– Может, соседи за чем пришли? – предположила я.
Женщина покачала головой.
– Нет, я всех отвадила. Раньше, правда, шлялись, на бутылку
выпрашивали, а потом поняли, что не дам, и перестали…
Звонок вновь залился нервным писком.
Клавдия ткнула пальцем в кнопку.
– Кто там?