Еще через полчаса подняли в ружье наряд. Может быть, напиши
выдававшая пропуск баба фамилию правильно: Петров-Водкин, через дефис – ничего
бы и не произошло. Но глупая тетка накорябала на бумажке: Петров, Водкин.
Поставила не черточку, а запятую!
Всю ночь сотрудники охраны с собаками и мегафонами носились
по бесконечным помещениям, вскрывая опечатанные двери и оглашая окрестности
воплями:
– Водкин, Водкин, Водкин…
Естественно, они никого не нашли. Утром было объявлено
осадное положение. Сначала позвонили в институт, где трудился Петров-Водкин, и
спросили у начальника отдела:
– Ваш сотрудник Петров на рабочем месте?
– Да, – спокойно ответил заведующий, – трудится на благо
науки.
– А Водкин?
– У нас такого нет и никогда не было, – удивленно ответил
тот.
Дело в том, что Петров-Водкин всегда представлялся всем как
Петров, двойную фамилию называл только там, где требовался паспорт…
Начальнику охраны «Изумруд» чуть не стало плохо, когда он
понял, что на секретное предприятие сначала проник невесть кто, а потом, что уж
совсем ужасно, ухитрился удрать, минуя все посты…
Пришлось звать на помощь КГБ. Через полчаса после того, как
в здание прибыли незаметные мужчины сорока лет в штатских костюмах, досадное
недоразумение выяснилось. Петров-Водкин был вычислен, сотрудница бюро пропусков
вместе с начальником охраны уволены.
Вот это были секьюрити! Настоящие церберы! А теперь
мальчишки! Впустил в охраняемое помещение иностранку! Никакой бдительности.
Продолжая бубнить себе под нос, я дошла до приемной и,
положив перед хорошенькой девчонкой синий паспорт, пропела:
– Господина Шульца, как это по-русски…
– Герра Шульца нет на месте, – на вполне сносном, очевидно,
выученном в специализированной школе французском ответила девчонка, – вы по
какому вопросу?
Я затарахтела словно пулемет. Французы говорят намного
быстрей русских, обязательно повышая голос в конце каждой фразы, словно
постоянно задают вопрос.
– В вашей конторе работала сотрудница Кабанова Наталья. Она
погибла, катаясь в горах на лыжах с одним из вице-президентов концерна
«Филипс»…
Девица вытаращила накрашенные глаза.
– Простите, вы не могли бы говорить чуть помедленней? Я не
слишком хорошо владею вашим языком, может, перейдем на английский?
Настоящий француз сильно недолюбливает жителей
Великобритании, а уж американцев просто терпеть не может, поэтому язык Шекспира
в Париже знают только те, кто вынужден пользоваться им на работе: сотрудники
гостиниц, проститутки, работники международных организаций.
Среднестатистический парижанин абсолютно уверен в том, что никакой другой язык,
кроме родного «франсе», ему никогда не понадобится. Попробуйте-ка спросить
где-нибудь на площади Бастилии у прохожего по-английски:
– Простите, как добраться до Лувра?
В лучшем случае вам ткнут пальцем в ажана, полицейского, в
худшем спокойно пройдут мимо, равнодушно бросив:
– Я вас не понимаю.
Это не Москва, где иностранцу с картой в руках кинется
помогать все население от мала до велика, выскребая со дна памяти остатки
школьных знаний!
Поэтому я высокомерно фыркнула:
– Не умею говорить по-английски!
Что, между прочим, чистая правда.
– Тогда повторите еще раз, помедленней, – попросила девица.
– Ваша сотрудница Наталья Кабанова погибла, катаясь на
горных лыжах с одним из вице-президентов компании «Филипс». Я адвокат из
страховой компании…
– Что-то вы перепутали, – возразила секретарша, – у нас
действительно работала Наталья Кабанова, но она погибла в автокатастрофе. Приходил
ее брат, он и сообщил о смерти сестры. Мы еще небольшую сумму ему передали, в
качестве материальной помощи, на похороны.
Я хлопала глазами.
– Вы уверены? Она не ездила на лыжах с вашим
вице-президентом?
– Нет, конечно, – пожала плечами девушка, – Наташа работала
простой переводчицей, она не общалась даже с Шульцем… И потом, где бы она
познакомилась с самим вице-президентом!
Последнюю фразу секретарша произнесла с придыханием.
– Говорят, он к вам приезжал, сюда, в торговое
представительство.
Собеседница рассмеялась.
– Ну что вы! Чиновник такого ранга никогда не поедет в
какое-то отделение… Для нас простой сотрудник центрального офиса уже огромное
начальство! А вице-президент! Кто вам рассказал такие глупости?
Не успела я придумать, как лучше закруглить разговор, как
дверь отворилась, и в приемную вошла Алена.
Увидав меня, она удивилась:
– Ну как? Нашли родственников Кабановой? Странная, однако,
история с телевизорами! Мы ведь здесь ничем не торгуем, для этого магазины
есть!
Я молчала, лихорадочно соображая, как поступить.
– Алена, – сказала секретарша, – эта дама – француженка, из
страховой компании, по-русски плохо понимает.
– Да ну? – изумилась девушка. – Час тому назад она
представилась мне как директор одного из московских детских домов, и, смею тебя
уверить, Жанна, по-русски она говорила не хуже, чем мы с тобой!
Жанна разинула рот, Алена нахмурилась. Глупо улыбаясь, я быстренько
открыла дверь и позорно бежала, чуть не сбив по дороге конторку с беспечным
охранником.
Севка и Тузик стояли у «Форда».
– Где ты пропадаешь? – накинулся на меня Лазарев. – Холод
жуткий, ветер, ждем уже час!
Я открыла «Форд».
– Безобразие, – зудел Севка, – немедленно включи печку,
Тузику нельзя ни в коем случае простужаться, ты безответственная особа! Знаешь,
что больной человек будет стоять на ледяном ветру, и уходишь на полдня! Гадко и
отвратительно. Да Тузик чуть в обморок не упал!
Нос действительно выглядел бледно, но, на мой взгляд,
насморк, хоть и доставил ему кучу проблем, умертвить мужика не мог. Севка
сильно преувеличивает размер несчастья. Сопли скоро пройдут.
В холле нашего дома стоял омерзительный «аромат» чего-то
горелого. Я чихнула и крикнула:
– Что случилось?
