У меня расстилающийся перед глазами пейзаж не вызвал столь
бурного восхищения. Большое темное озеро, с черной водой выглядело мрачновато,
у берега покачивалась самая простая деревянная лодка с веслами. Было тихо и
как-то неуютно. К тому же увязавшийся с нами Хучик, обладатель толстого зада и
коротких ножек, изрядно устал, и мне пришлось тащить его десятикилограммовое
тело на руках. Ни Севка, ни Тузик даже не подумали предложить помощь хрупкой
женщине, несущей тучного мопса.
– Лодочка, – взвизгнул Тузик, – ой, я сяду в нее, а ты сними!
Радостные, словно дети, отпущенные на каникулы, они начали
принимать живописные позы. Потом Севка велел:
– Бери видеокамеру, а мы сядем в лодку и поплывем на
середину озера.
– Я не умею плавать, – робко пробормотал Тузик, явно
боявшийся водной прогулки.
– Ерунда, – отмахнулся Севка.
– Может, не надо, – заикнулась я, – мало ли почему тут
оставили эту лодку.
– Чушь, – фыркнул Лазарев и приказал: – Тузик, вперед.
Мужики разместились в лодке, Севка взмахнул веслами, «каноэ»
бодро устремилось к середине озера. Я покорно запечатлевала на пленку действо.
Когда челн добрался почти до центра озера, послышался
испуганный вскрик Тузика, мужики отчего-то замахали руками, и на моих глазах
суденышко мигом затонуло, оставив на поверхности барахтающихся приятелей. От
ужаса я не перестала снимать и тупо водила камерой взад-вперед.
– Помогите, – орал Севка.
– Тону, – вторил ему Тузик.
Я швырнула камеру в кусты и заметалась по берегу. Что
делать! Куда бежать! Кого звать на помощь! К своему стыду, я плавать не умею,
максимум на что способна, продержаться на воде несколько секунд, делая мелкие,
«собачьи» движения… И теперь, ощущая полнейшую беспомощность, приходится
наблюдать, как Севка и Тузик идут ко дну. А вокруг никого. Озеро расположено в
лесу, правда, летом тут частенько бывают отдыхающие, но холодным октябрьским
днем не нашлось, естественно, ни одного желающего побарахтаться в ледяной воде.
Только я, в ужасе наблюдавшая, как исчезают под водой головы израильских
подданных. Конечно, я хотела избавиться от гостей, но не таким же образом!
Внезапно послышалось два мощных звука: шлеп, шлеп. Это Снап
и Банди рухнули с берега в воду и, шумно разбрызгивая воду, поплыли к терпящим
бедствие. Затем раздалось сочное: «плюх». И я увидела Хучика, отважно гребущего
за приятелями.
На середину озера псы добрались в мгновение ока. Тузик и
Севка перестали орать. Спустя пару минут они оказались у берега. Мой бывший
любовник держался за спину Банди, а Тузик обнимал за шею Снапа. Сзади
напряженно сопел Хучик, ему не хватило «утопленников», и мопс спешил к земле
один.
Питбуль и ротвейлер, выбравшись из воды, шумно отряхнулись.
Севка, забыв про свою аллергию, выудил трясущегося от холода Хучика, мигом
сбросил с себя джинсы, пуловер, рубашку и, оставшись в одних трусах и носках
(ботинки он, очевидно, потерял в воде), велел:
– Теперь бегом домой, а то скончаемся от воспаления легких.
Я вылезла из куртки и свитера. Протянула парням вещи и
предложила:
– Хоть это наденьте.
Ветер моментально залез под тонкую трикотажную водолазку, и
стало жутко, невероятно холодно.
– Нет, – лязгая зубами, пробормотал Тузик, – мы-то
как-нибудь, а собаки точно околеют!
Короткошерстные, совершенно не предназначенные для купания в
стылой воде, Банди, Снап и Хуч тряслись мелкой дрожью.
Без лишних слов я стянула с себя водолазку и, тихо радуясь,
что по непонятной причине надела сегодня лифчик, замотала Хуча в тонкий
трикотаж и прижала тушку мопса к голому животу. Севка начал натягивать на Банди
мою куртку, Тузик обрядил Снапа в пуловер.
– Вперед, – заорала я, – домой!
Псы понеслись через лес. Никогда до сих пор я не бегала с
такой скоростью. Сучья трещали под ногами, воздух резал легкие, сердце билось
так, словно собиралось выскочить из груди. Долетев до входа в поселок, я ткнула
ключом в ворота, калитка распахнулась. Охранник, увидав живописную группу,
ойкнул и сказал:
– Ну вы, блин, даете!
Собственно говоря, его можно было понять. Мало кто бы
удержался при виде нас от подобного высказывания. Выглядела компания
сногсшибательно! Впереди летел Снап в моей куртке, сползшей на бок и путающейся
у него под лапами. Следом несся Банди, обряженный в ярко-красный свитер от
«Глинфильд», потом трусцой двигался Севка в темно-синих трусах и коричневых
носках, за ним легкой рысцой следовал Тузик, тоже в одном нижнем белье. Но в
отличие от Лазарева, Нос носил совершенно офигительные плавочки в виде слона. В
хобот он засунул сами понимаете что, а в уши вложил оставшиеся части мужского
полового хозяйства. Пикантнее всего выглядели большие пластмассовые глазки,
украшавшие «морду», а носки у Тузика были шелковыми, на подвязках. Замыкала
«колонну» я, принаряженная в кружевной практичный лифчик фирмы «Триумф» и
черненькие джинсы с ярлычком «Труссарди». Хучик, умостившийся внутри насквозь
промокшей трикотажной водолазки, жалобно скулил.
Дома я, нацепив халат, мигом схватилась за телефон. Нужно
было, во-первых, срочно вызвать ветеринара, а во-вторых, соединиться с Аллой
Замковой.
– Алло, – пропело грудное сопрано, – Рамона слушает.
– Алка, – выкрикнула я, – еду к тебе.
С Замковой мы вместе учились в институте, а сгрызя гранит
науки, начали преподавательскую карьеру. Но на заре перестройки Алка неожиданно
вспомнила, что ее мать самая настоящая цыганка, и подалась в оккультный бизнес.
Она сначала гадала на картах и предсказывала будущее исключительно знакомым, но
потом открыла салон, взяла псевдоним Рамона и пустилась во все тяжкие, объявив
себя ясновидящей в четвертом колене. Самое интересное, что Замкова частенько
делает абсолютно правильные предсказания, у нее случаются гениальные озарения.
К тому же Алка умная баба, а многим ее клиентам просто требуется житейский
совет… В общем, Рамона процветает и страшно довольна жизнью.
– Что случилось? – поинтересовалась подруга, увидав мою
перекошенную морду. – Пошли на кухню. Или желаешь в кабинете?
Я отмахнулась.
– Хоть в туалете, совет нужен.
– Говори, – с готовностью навострила уши Алла, – я вся
внимание.
Выслушав историю про проклятие и цепь неприятностей,
приключившихся с моими родственниками и друзьями за последние двадцать четыре
часа, она нахмурилась и стала вертеть в руках крышку от сахарницы.