– Вкусно? – повторила она и, не дожидаясь ответа, сообщила:
– Для гостей держу, сама-то не пью, дорогой очень. И посладила тебе больше,
чтобы совсем хорошо стало. Пей, детка, представляю, как ты перепугалась.
Я мужественно опустошила чашечку и с чувством произнесла:
– Спасибо, просто замечательно, давно такой не пила!
Что было абсолютной правдой, лет пять как я употребляю
только настоящую арабику.
– Хочешь еще? – оживилась бабушка.
– Нет, нет, – испугалась я.
Второй порции «амброзии» я могу не выдержать!
– Ну не стесняйся, – улыбалась бабулька, – ей-богу, кофе
есть, мне в радость угостить.
– Ей нельзя много кофеина, – пришел на выручку Кеша, –
доктор запретил из-за сердца.
– Вот жалость, – пригорюнилась старушка, – вот сволочь, так
человека напугать! Виданное ли дело! Правда, говорят, она сумасшедшая. Михаила
жаль, возится с бабой, будто с куриным яйцом. На днях Ленка выскочила и по
лестнице побежала. Я-то как раз дверь запирала, гляжу, она несется, глазищи
бешеные, в халате, босиком. Увидела меня и кричит:
– Бабушка, спасите, убьет сейчас!
А Михаил за ней прыжком, догнал и говорит:
– Уж извините, Алевтина Марковна, недоглядел за женой, а
она…
– Ничего не понимаю, – затрясла я головой.
Аркадий глубоко вздохнул и пустился в объяснения:
– На седьмом этаже, в 105-й квартире проживает Михаил Каюров
с больной женой Леной. У бабы какая-то болезнь психики, может, шизофрения, а
может, маниакально-депрессивный психоз – точно никто не знает. Денег у Миши на
сиделку нет, а в обычную психиатрическую лечебницу он супругу помещать не
хочет. Да и правильно, там такие условия, что бедная тетка живо на тот свет
отъедет. Вот он и запирает несчастную в квартире, когда уходит. Квартира у них
двухкомнатная. Чтобы сумасшедшая не лишила себя жизни, Миша заложил окно в ее
спальне кирпичом… Но сегодня Лена каким-то образом ухитрилась попасть на кухню
в отсутствие супруга…
– Господи, – всплеснула я руками, – я думала, мужчина упал!
– Да никто не сигал! – быстро влезла Алевтина Марковна. –
Никто!
– Но…
– Лена сумасшедшая, – терпеливо пояснял Аркадий, – и в
голову ей приходят больные мысли.
Я слушала сына, разинув рот. Утром несчастная психопатка,
оставшись одна дома, невесть как выбралась из своей комнаты и отправилась
бродить по квартире. Зашла в спальню к мужу, вытащила из шкафа его костюм,
свернула одеяло, вернее, несколькими пледами набила штанины, полотенцами –
пиджак, сформировала куклу, вместо головы приспособила подушку, на которую
нацепила шапку… Причем проявила редкое мастерство, сшив вместе все части
«тела». Зачем она мастерила куклу, непонятно, потому что, завершив работу,
женщина оттащила довольно тяжелого «мужчину» в кухню и столкнула вниз, как раз
в тот момент, когда я, припарковав «Вольво», собралась купить бутылочку
минеральной воды.
– Так это была кукла, – с облегчением выдохнула я.
– Ага, – подтвердил Аркадий.
– Вот почему милиционер пнул ногой «труп»!
– Конечно, мы, как подошли, сразу поняли, что на капоте
лежит не человек, – сообщил Кеша, – честно говоря, я решил – дети балуются. Помнишь,
как мы с Петькой Коростылевым арбуз вниз кинули?
Очень хорошо помню. Жили мы тогда в Медведкове, в
«распашонке», на пятом этаже. Семилетний Кеша и его друг-одногодок вышли на
балкон и обнаружили там надрезанный, скисший арбуз. Я собиралась выбросить
испорченный плод в мусорный контейнер, да забыла, выставив его на воздух.
Мальчишки затеяли спор, на сколько кусков разлетится арбуз, если швырнуть его
вниз. Петька уверял, что он превратится в кашу, а Кеша утверждал, что треснет
пополам. Поспорив минут десять, они подрались, а потом решили выяснить истину эмпирическим
путем и швырнули арбузище на тротуар. Раздался звук, больше похожий на взрыв.
Липкая, сладкая масса перемазала с головы до ног двух малышей, упоенно лепивших
куличики. Их матери, гневно сверкая глазами, явились ко мне выяснять отношения.
– А если бы арбуз упал на голову нашим детям? – негодовали
они. – Тогда что?
Я чуть не лишилась чувств, представив, какое несчастье могло
бы произойти, и пообещала задать Аркадию хорошую порку. Впрочем, до ремня дело
не дошло. Мне никогда не хватало духа довести до конца «воспитательные методы».
– И что теперь будет? – спросила я, чувствуя, как липкий
ужас уходит из души.
Жуткая трагедия превратилась в дурной фарс.
Кеша пожал плечами.
– Скорей всего ничего. Пока милиция глазела на куклу, явился
Михаил и сообщил, что жена больна психически.
– А «Вольво»?
– В жутком виде, – вздохнул Кешка, – считай, капота нет.
Менты посоветовали на ущерб подать, только денег у этого парня, мужа бедняги,
никаких нет, он из-за своей Лены на приличное место устроиться не может, боится
ее дома одну оставить. Перебивается случайными заработками.
– Ладно, – вздохнула я, – поехали домой.
– Вернее, пошли, – хмыкнул Аркадий.
– Сейчас такси поймаем, – пробормотала я, вставая на ноги.
– Посидели бы еще, – сказала Алевтина Марковна.
Старушка явно жила одна, и ей было скучно.
– Спасибо, но нам пора, – ответила я и, вытащив из кошелька
стодолларовую бумажку, положила ее на стол, – очень вам благодарна, это за
кофе.
Бабуся вспыхнула огнем и резко ответила:
– Экая ты, деточка, гадкая. Я от чистого сердца угощала…
Мне стало стыдно. Быстро спрятав купюру, я постаралась
загладить неловкость.
– Извините, и впрямь отвратительно вышло. Вы завтра никуда
не уходите?
– Нет, – проронила Алевтина Марковна, – и куда мне ходить?
Только в магазин или в поликлинику, на анализы. К чему интересуешься?
– Если около двух я заскочу к вам чайку попить?
– Давай, – повеселела бабуська, – я одна живу, никому не
нужная. Спасибо, руки-ноги работают, сама себя обслужить могу, а иначе кранты,
проси бабка жалости у государства!
