Приготовившись к встрече с секретаршей, я распахнула дверь и
оказалась прямо в кабинете. По непонятной причине вход к Чванову никто не
сторожил. Большая, более чем тридцатиметровая комната была заставлена книжными
шкафами, внутри которых виднелись разнокалиберные тома, чуть в глубине ее
помещался огромный письменный стол, заваленный горами бумаг, папками и
газетами. Но самое яркое впечатление производила одна из стен, сплошь от
потолка до пола увешанная фотографиями с автографами. Мужские и женские лица, молодые
и старые, веселые и грустные…
– Сколько снимков, – невольно ахнула я, – это ваши
родственники?
Сидевший за письменным столом мужчина рассмеялся густым
басом:
– Можно сказать и так. Но на самом деле это пациенты,
которые после операции живыми и здоровыми ушли домой.
Я продолжала рассматривать «коллаж». Да, впечатляет и,
наверное, производит сильное действие на больного человека. Он приходит
договариваться об операции, боится, нервничает, а тут такой «иконостас»!
– Слушаю, – решил оторвать меня от созерцания портретов
хирург.
– Я звонила вам недавно от Гали Верещагиной…
– Слушаю, в чем проблема?
«В Каюровых», – хотела было ответить я, но вслух сказала
другое:
– Очень плохо себя чувствую.
Чванов мягко улыбнулся.
– А именно?
Я вновь начала перебирать различные части тела, пытаясь
сообразить, какая у него специализация. Гинеколог? Маловероятно, на стене полно
снимков мужчин. Онколог? Уролог? Пульманолог? Ну какие части тела он оперирует?
И зачем я только решила прикидываться больной!
Андрей Владимирович тяжело вздохнул:
– Анализы принесли?
– А как же, – обрадовалась я.
Честно говоря, терпеть не могу ходить по врачам, а кровь
последний раз сдавала лет пятнадцать тому назад. Кстати, мои домашние тоже
«обожают» лечиться и по докторам никогда не бегают. Но Зайка, собираясь стать
матерью, регулярно носилась в лабораторию, и сегодня, отправляясь к Чванову, я
вытащила из секретера несколько листочков.
Хирург уставился на бумажки, потом хмыкнул:
– Милочка, вы беременны.
– Не может быть, – выпалила я в полной растерянности,
понимая, что сваляла дурака, – извините, но я не имею мужа.
Андрей Владимирович сохранил серьезное выражение лица, но в
глазах его запрыгали чертики.
– Похвальное целомудрие в наш век бурной сексуальной
революции. Так чем я могу помочь? Роды не принимаю, а по внешнему виду вы никак
не похожи на мою пациентку.
Тут я не утерпела и поинтересовалась:
– А вы все отрезаете или только какие-то части?
Чванов хрюкнул и захохотал:
– Дорогая, откуда вы взялись? Ну признайтесь, вы работаете в
газете, знаете про то, что я терпеть не могу журналистов, и решили таким
образом взять интервью. Хорошо, согласен, ей-богу, вы мне нравитесь. Все ли
отрезаю? Нет, только то, что испортилось, работающие куски оставляю…
И он снова заржал. Я хотела похвалить его за прозорливость и
прикинуться корреспондентом, но неожиданно сказала:
– Вот и не угадали, более того, вам ни за что не догадаться,
кем я работаю.
Андрей Владимирович хохотнул последний раз и
поинтересовался:
– И кем же?
– Детективом.
– Вы сотрудник милиции?
– Нет, частный детектив.
– И зачем я вам понадобился?
– Вы знаете Каюровых?
– Кого?
– Мишу и Лену. Вы еще порекомендовали им поставить лошадей к
Верещагиным. Кстати, почему вы посоветовали именно эту конюшню?
– Столько вопросов сразу, – усмехнулся Чванов и, достав
небольшую, красиво изогнутую трубку, поинтересовался: – Не помешает?
Я помотала головой. Андрей Владимирович сосредоточенно
поковырял в деревянной «чашечке» какими-то железками, набил ее табаком,
выпустил светло-серое облако дыма и сказал:
– А я к Гале с Лешей многих направил.
– Почему?
Чванов улыбнулся.
– Если начал делать доброе дело, не надо останавливаться!
– Не понимаю.
– Я был самым первым их клиентом.
– Ну да? А Галка говорила, будто они объявление в газете
дали.
– Правильно, – кивнул Чванов, – я иногда просматриваю «Из
рук в руки», там интересные вещи встречаются.
Как-то раз Андрей Владимирович листал один из номеров газеты
бесплатных объявлений. В глаза кинулись строчки «Отличные конюшни». Чванов
призадумался. Любовь к лошадям у него в крови, и дед, и отец работали на
ипподроме. Поэтому, как только ему позволили финансы, хирург завел сразу двух
скакунов. Но держать коней на городской квартире невозможно, да и на даче для
них нет условий, поэтому лошади Чванова находились в хорошо известном всем
лошадникам месте – конюшне Олега Чеснокова. Все там было хорошо, кроме одного.
У Чеснокова вечно толкался народ, и приходилось не столько наслаждаться
природой и общением с любимым Огоньком и Бураном, сколько разговаривать со
знакомыми. Может, кому-то такое времяпрепровождение и было по вкусу, но только
не профессору. За неделю он успевал побеседовать с таким количеством народа,
что в выходные хотел лишь одного: покоя и тишины. А этих двух составляющих у
Чеснокова как раз и не было.
Андрей Владимирович позвонил по телефону и остался доволен.
Леша честно сказал, что звонок Чванова первый, что много денег он не возьмет и
что конюшня только открывается. Наверное, следовало сразу отказаться от
Верещагиных, но Чванова тронула искренность Алексея, и он поехал взглянуть на
стойла.
Сказать, что хирург испытал разочарование, – это не сказать
ничего. Скакунам предлагался сарай, правда аккуратно покрашенный, устеленный
соломой и со свежеобструганными воротцами. Но никакого сравнения с каменными
домами Чеснокова новое «стойбище» не выдерживало. Не было в Зыбкине гостиницы,
обширного штата обслуги, только Галя, Алексей и их дочь Катя. Но именно девочка
и склонила чашу весов в их пользу. Рыжая, такая же, как мать, она подошла к
хирургу и бесхитростно поинтересовалась:
– А где лошадки?
