– Ну здорово! – кричала Танюшка, потрясая банданой. – Между
прочим, мы с Ванькой специально договорились одеться одинаково, чтобы всех
обдурить. Мне, несчастненькой, бедненькой, худенькой девушке, пришлось
приделать огромный животище. Ванюшка-то большой любитель пива! А мои стройные
ножки? Думаете, легко ходить весь вечер в картонных сапожищах, имитирующих
кривизну ног?
Дамы визжали от восторга, мужчины громко хохотали. Я вновь
выскользнула из комнаты. Пойду огляжу домик снаружи. Но и во дворе ничего
настораживающего не наблюдалось. Я углубилась в сад. «Сосиска» мешала быстро
передвигаться, и ноги то и дело спотыкались.
За домом простиралась невероятно ухоженная территория – ряды
кустов перемежались клумбами. Была там и детская площадка – песочница, качели,
горка. Немного странно, если учесть, что девочке, по слухам, то ли девять, то
ли десять лет. Кстати, ребенка на празднике не было видно. Если бы подобное шоу
устроили у нас дома, Манюня приняла бы в нем самое активное участие. Хотя,
может, Олег Андреевич и Татьяна сторонники жестких методов воспитания и
считают, что детям не следует мешаться под ногами у гостей.
Я прошла по всему саду и не обнаружила ничего
подозрительного, даже той калитки, куда, по словам полковника, нырнул
таинственный Жок. Впрочем, было темно, двор освещался фонарями, и в их не
слишком ярком свете можно многого не заметить. Следовало напроситься еще раз в
гости днем, а еще лучше утром.
Я обошла дом с торца и наткнулась на небольшую дверь.
Толкнула створку и оказалась в коридоре, возле кухни. Скорей всего именно через
этот вход в здание попадает прислуга. Интересно, сколько человек постоянно
работает у Харитоновых? Что там Крахмальников говорил, кажется, повар, шофер,
гувернантка…
В зале по-прежнему веселился народ, правда, основная масса
разъехалась, по инкрустированному паркету бродили человек шесть.
– Дашка, – завопила раскрасневшаяся Татьяна, – отлично, что
ты еще здесь, а то я расстраивалась, что не говорила с тобой. Так, все снова
надеваем маски и делаем фото на память.
Кот в сапогах, Белоснежка, Красная Шапочка, оба пирата и я
сбились в кучу. Ливрейный лакей защелкал фотоаппаратом. Потом выпили еще
шампанского, добавили ликер «Айриш-крим» и вновь раскупорили бутылку «Дом
Периньон».
– Не снимайте маски, – верещала Таня, – ну и угадайте, где
я, а где Ванька?
Около двух Ваня Клюкин расстегнул на пиратском жилете
пуговицы и простонал:
– Все, ребята, больше не могу. Пора домой, да и живот
заболел, язва, знаете ли, расшалилась. Напозволял себе сегодня лишнего!
– Денол прими, – посоветовала Рая Скоркина, – хочешь дам?
– Не, братцы, я домой, – заплетающимся языком пробормотал
Ванька, – устал.
– Даже не думай, – твердо заявила Татьяна, – мы тут остались
самые близкие, одна третья группа, хоть поговорим спокойно.
– Не, домой, – пьяно ныл Клюкин.
Он сильно побледнел и осунулся. Похоже, что мужика и впрямь
донимала болячка.
– Не советую садиться за руль в таком состоянии, – велела
Таня, – позвони домашним и оставайся ночевать. – И она протянула Ваньке мобильный.
Но Клюкин помотал головой и рыкнул:
– Живу один-одинешенек, никому не нужный.
Высказавшись, Ванюша шмурыгнул носом и зарыдал.
– Ну-ну, – похлопала его по плечу Таня, – не стоит
расстраиваться, молодой, красивый, только свистни, женщины прибегут и в штабеля
у ног улягутся.
– Никому, никому, абсолютно никому не нужен, – икал Ванька,
размазывая сопли, – с тех пор как мамочка умерла, я бедный бесприютный сирота.
И з-под обшлага клетчатой рубашечки соскользнули на запястье
большие, вульгарно дорогие часы.
– Эй, кто-нибудь, – велела командным голосом Танюша, –
уведите плаксу в спальню!
– Давно скончалась твоя матушка? – осторожно
поинтересовалась я.
Но Клюкин достиг той стадии опьянения, когда внешние
раздражители не воспринимаются, слышны только собственные страдания.
– Бедный, бедный, одинокий…
– Его мама умерла почти десять лет назад, – пояснила Рая
Скоркина, – а он, как напьется, всегда рыдает, вечно на всех вечеринках людям
настроение портит. Я все поджидала, когда же он сегодня в плач ударится. Еще
долго продержался, почти до самого конца.
Лакей крепкой рукой поволок к выходу несчастного сироту с
золотыми часами. Оставшиеся сели плотной группкой на диванах и принялись
рассказывать о себе. Радовало, что никто не пропал. Все-таки знания иностранных
языков – верный кусок хлеба, чаще всего с маслом и сыром, а по нынешним
временам, когда все кинулись учить детей, даже с икрой.
Рая Скоркина репетиторствовала.
– Беру пятьдесят долларов за академический час, –
откровенничала женщина, – готовлю к вступительным. Сильно не зарываюсь –
двадцать уроков в неделю, и вся в шоколаде.
Я быстренько умножила в уме пятьдесят на двадцать и с
уважением поглядела на Скоркину. Тысяча баксов за семь дней! Совсем неплохой
заработок для женщины. Никита Павлов издает газету «Желтуха».
– Господи, – восхитилась Райка, – значит, это у тебя
постоянно печатают всяческие сплетни и офигительные фото. Ну скажи, как удалось
снять Газманова на унитазе без брюк?
Никита тяжело вздохнул:
– И звини, Рай, дурим читателей. Простой монтаж. Морда
певца, а тело взяли от нашего шофера, они похожи с Газмановым.
– Жуть, – взвизгнула Скоркина, – ведь поверила!
– Не ты одна, – ухмыльнулся Никита, – у нас тираж за миллион
перевалил.
Зоя Лазарева деканствовала в частном вузе. Судя по ее
драгоценностям, дела у высшего учебного заведения шли прекрасно.
Только нам с Танюшей Ивановой было нечем похвастать. Обе не
работаем, а просто прожигаем жизнь в свое удовольствие.
Старинные напольные часы глухо пробили три часа. Зоя с
чувством произнесла слегка заплетающимся языком:
– Ну, прощайте!
Таня с сомнением глянула на подругу:
– Лучше не садиться за руль в таком виде.
– Меня невестка ждет в машине, – пояснила деканша, –
специально с собой взяла, чтобы потом домой доставила.
– Девушка сидела весь вечер в автомобиле? – изумилась я. –
Бедняжка, небось замерзла и проголодалась.
