Лена кивнула и принялась накручивать диск местного телефона.
Слушая, как она щебечет с заведующей адресным бюро, я меланхолично прихлебывала
отвратительный чай. Нет, все-таки правильно, что никогда не покупаю пакетики, в
них производители засовывают всякую дрянь, лишь отдаленно напоминающую
благородный чайный лист.
Ленка набирала все новые и новые номера, я, скучая, листала
валяющиеся на столике старые, растрепанные газеты – «Криминальная хроника»,
«Петровка, 38». Изредка дверь приемной приоткрывалась, всовывалась голова и
осведомлялась:
– Где?
Ленка махала рукой, и сотрудники пропадали. Потом влетела
худая до невозможности девчонка и заорала:
– Творог привезли!
Ленка, не отпуская трубку, сунула ей кошелек:
– Два кило возьми!
Девица улетела. Ленка опустила трубку и удовлетворенно
пробормотала:
– Сейчас все будет отлично. Кстати, тебе творог не нужен?
Нам из Рязанской области доставляют. Свежий, жирный и никогда не обманывают с
весом.
Я ухмыльнулась. Ну не сошли же торговцы совсем с ума, чтобы
дурить представителей закона!
Давным-давно напротив архитектурного института располагалась
пирожковая. Одно из немногих в семидесятых годах мест общественного питания,
где кормили вкусно, как у бабушки. Впрочем, не всякая старушка способна испечь
такие пирожки – пышные, сочащиеся маслом. Тесто просто таяло во рту, а его
нежно-сливочный цвет без слов говорил о том, что повара не пожалели для него
свежих куриных яиц.
А начинка! Мяса туда клали под завязку. Причем пироги с
ливером стоили в два раза дешевле мясных и на самом деле таили внутри себя
говяжью печень. Еще на подносах высились груды расстегаев, кулебяк и всякого
такого… В придачу подавали в больших чашках крепкий бульон, мясной, куриный или
рыбный. Словом, на пятьдесят копеек можно было наесться на два дня, да еще
прихватить выпечку домой. Приезжие удивлялись, поглощая яства, москвичи тихо
ухмылялись. Удивительное кулинарное искусство и честность работников плиты и
поварешки объяснялась крайне просто – дверь в дверь с пирожковой находилось
региональное управление ОБХСС. Для тех, кто успел забыть, что означает данная
аббревиатура, поясню – отдел по борьбе с хищениями социалистической
собственности.
Телефон зазвонил вновь. Ленка невразумительно что-то
буркнула. Минут через двадцать я, выслушав очередную историю о похождениях
Вэнди, спускалась вниз. Голову на отсечение даю – особо свежий и жирный творог
из Рязани подруга покупает исключительно для собаки.
В «Вольво» я принялась изучать полученные бумажки. Да,
информация в них была весьма любопытная. Козлов Федор Сергеевич не раз
конфликтовал с законом. Первый раз загремел в 1965 году за кражу магнитофона,
потом в 1968-м ограбил квартиру, следом в 1975-м. Всякий раз, оказываясь за
решеткой, Федор Сергеевич трогательно раскаивался и «твердо вставал на путь
исправления». Начальники колоний не могли на него нахвалиться и быстренько
выводили на поселение, а оттуда широкая дорога пролегала к УДО,
условно-досрочному освобождению. Правда, в 1975 году суд определил суровую меру
наказания – девять лет. Но хитрый Федор изловчился и оказался на свободе уже в
1978-м. А еще говорят, что коммунисты чересчур строго расправлялись с народом!
Да Козлов ни разу не досидел до конца… В 1979-м он снова оказался за решеткой и
опять за кражу. На этот раз у правоохранительных органов лопнуло терпение, и
его засадили на двенадцать лет. Больше никаких сведений о нем компьютер не
содержал. Интересной была выписка из личного дела. Кроме информации об умерших
родителях и известной мне сестре Алле, в графе «семейное положение» стояло: –
«Жена, Иванова Татьяна Михайловна, 1959 года рождения, проживает: Камвольная
улица, дом 19, сын Петр – 1980 года рождения».
От удивления я разинула рот. Ох и ничего себе! Мало того,
что Таня, оказывается, была замужем, так еще и сына имела! Когда же она успела
его родить? Никто не видел Иванову с животом!
Сведения из адресного бюро оказались неутешительными. Козлов
Федор Сергеевич был выписан с занимаемой площади в связи с осуждением и в
Москве более не проживал. Может, умер? Но никаких сведений о кончине нет.
Переехал в другой город? Последняя запись в карточке относилась к 1980 году.
Человек словно испарился, а я искренне надеялась, что органы МВД более
тщательно следят за своим «контингентом».
Глава 26
Утро началось со скандала. Меня разбудил крик. Наплевав на
условности, я натянула халат и спустилась вниз. В холле стояли Маша, Варя и
Аркадий.
– Это я козел? – грозно вопрошал сын, глядя на девчонок. –
Раз я козел, вот сами и топайте в школу пешком.
– Подумаешь, – фыркнула Маня, – такси возьмем.
– Да, – подвякнула Варя, – такси.
– А ты все равно козел, – добавила Машка, на всякий случай
отступая к входной двери.
– Сама коза, – буркнул Кеша, роясь в сумке.
– Я коза? – возмутилась Маруся. – Ну, погоди, жаль, в школу
опаздываем.
– Маруська, отвяжись от него, – велела выскочившая Ольга, –
хватит ругаться, бегом в машину, а ты, Кешка, не обращай внимания.
Аркадий молча продолжал рыться в сумке.
– Он меня козой обозвал, – обиженно продолжала решившая во
что бы то ни стало посвариться Маня.
В связи со вступлением в милый подростковый возраст у дочери
катастрофически портился характер.
– Ну хватит! – рявкнула Зайка.
– Пусть извинится, – стояла на своем Машка.
Ольга ткнула муженька кулаком в бок, и Кеша миролюбиво
пробормотал:
– Хорошо, ты совершенно не похожа на козу!
– Я не похожа на козу? – завопила Маруся. – Ах, я не похожа
на козу, тогда ты – козел.
– Все, – прошипел, бледнея, Аркадий и швырнул в девочку
зонтик, – на этот раз действительно все. У меня сложный процесс, подзащитный –
дурак, свидетели – идиоты, а судья корчит из себя неподкупную Фемиду. Мало мне
этих неприятностей, так еще дома базар.
Взгляд его разгневанных карих глаз метнулся по лестнице и
уперся в меня.
– Ага, – перешел он на трагический шепот, – проснулась! Вот
сама и вези это сокровище в школу, да объясни ей по дороге, как со старшими
разговаривать!
С этими словами он выскочил во двор, и через секунду
раздалось урчание мотора.
Варя посмотрела на часы и ужаснулась:
– Мы опоздаем!
