– Амалия Модестовна, вы?
– Кого же ты ожидала тут встретить, Дарья, – преспокойненько
произнесла женщина.
Ноги словно примерзли к порогу. Время бешено раскрутилось
назад, и вот я, вновь глупенькая первокурсница, потерявшая после зимней сессии
зачетку, стою перед суровой и неподкупной Амалией Модестовной. Сколько же ей
лет сейчас? Наверное, около семидесяти, а выглядит просто великолепно.
– Здравствуйте, Амалия Модестовна.
– Добрый день, детка. Что привело тебя под сень alma mater?
Девятнадцать лет не заглядывала…
– Двадцать, – машинально поправила я инспекторшу, – только
что отмечали с курсом круглую дату после окончания.
Брови пожилой дамы взметнулись вверх.
– Значит, у всех маразм. Дипломы вам выписали девятнадцать
годков назад.
– Нет, – вяло сопротивлялась я, – двадцать…
– Дарья, – отчеканила Амалия Модестовна, – даже не думай
спорить, ты же знаешь мою память.
Она тяжелым шагом отошла к большим светлым шкафам, стоящим
вдоль стен, и стала выдвигать ящички.
Что правда, то правда. Память у Амалии Модестовны
уникальная. Каким образом она ухитрялась держать в голове огромное количество
самых разных сведений, не понимал никто. Многие преподаватели пользовались ею
как живой телефонной книжкой. Стоило назвать фамилию, как Амалия Модестовна
моментально сообщала номер телефона и адрес. Если речь шла о студентах, могла
припомнить отметки и темы курсовых работ. м, кажется, своего редкостного умения
она не растеряла до сих пор. Во всяком случае, меня узнала моментально.
– Гляди, – сунула инспекторша в руки карточку, – любуйся и
больше никогда не спорь со старшими. Скажи спасибо, что все документы, как
Плюшкин, храню. Вот умру, придет новая завканцелярией, живо весь хлам к черту
выкинет! А у меня рука не поднимается, всех ведь помню как родных!
Я уставилась на клочок бумаги и через секунду поняла, что
держу свою регистрационную студенческую карту. Да, действительно прошло
девятнадцать лет. Надо же, ведь никто не поправил Зою, действительно
коллективный маразм.
– Говори, зачем пришла, – поторопила Амалия Модестовна, –
недосуг мне, сейчас административный совет начнется.
– Дайте поглядеть на такую же карточку Тани Ивановой.
– Зачем? – проявила бдительность чиновница.
Я замялась на секунду, потом выпалила:
– Привезла для ее матери из Парижа лекарство и потеряла
адрес, да и имя забыла. Неудобно как-то, она больна, ждет таблетки.
– Чего же у самой Тани не спросишь? – поинтересовалась
Амалия Модестовна, роясь в ящичке.
– Так она сейчас в Англии живет, – вдохновенно врала я.
При всей своей феноменальной памяти Амалия Модестовна
отличалась полным отсутствием логики. Ну зачем, спрашивается, просить кого-то
покупать своей матери лекарство в Париже, если сама обретаешься в Лондоне? Но
такая простая мысль не пришла в голову пожилой даме, и она дала мне еще один
листок.
«м ванова Татьяна Михайловна». Так, отец скончался, а вот и
мама – Иванова Людмила Сергеевна. И адресок в наличии – Казанский пер. 18,
квартира 1.
– Она могла за этот срок переехать куда угодно, – резонно
заявила инспекторша, но я уже бежала по лестнице, крича на ходу:
– Спасибо!
Глава 22
Несколько лет назад полковник Дегтярев подарил мне
совершенно замечательный атлас.
– Держи, – вздохнул толстяк, протягивая довольно пухлую
книжечку, – от сердца отрываю.
Вещь и впрямь потрясающая. Мало того, что на ее
многочисленных страницах можно найти все улицы, переулки, тупики и магистрали,
так еще проставлены номера домов, отмечены отделения милиции, кафе, магазины,
бани… Словом, кладезь нужной информации.
Переулок оказался недалеко от центра – тянулся
перпендикулярно Садовому кольцу. Постояв в пробке, я свернула направо и тут же
уткнулась в нужный дом. Высокое здание дореволюционной постройки вздымалось
ввысь тремя этажами, вровень с ним стоял современный кирпичный семиэтажный дом.
Впрочем, удивляться не следовало, в первой постройке в квартирах потолок поднят
на пять метров, во второй висит у несчастных жильцов на голове.
Огромные лестничные пролеты и перила с ажурными железными
стойками подавляли величием.
Первая квартира, естественно, у входа. Я принялась давить на
звонок левой рукой. В правой мирно покачивался пакетик с тортом «Птичье молоко»
и бутылочкой замечательного ликера «Куантро». Таня одного возраста со мной,
следовательно, ее матери подгребает к семидесяти, ну, в крайнем случае,
шестьдесят пять. Значит, давно на пенсии, а пожилые дамы обожают сладкое и
продолжительные разговоры о прошлом. Если бабуся окажется малообщительной, на
помощь должен прийти алкоголь. Одной рюмочки для старческого организма хватит,
чтобы впасть в эйфорию.
И когда дверь без всяких вопросов уже растворилась, мне в
голову ввалилась оригинальная мысль: что, если Танины родственники живут
вместе?
– Вы к кому, милочка? – донеслось откуда-то снизу.
Я опустила глаза и увидела крохотную старушку, просто
китайскую статуэтку. Ростом бабушка едва доставала мне до груди, а я, как
Венера Милосская, всего метр шестьдесят четыре высотой, и ни сантиметром
больше. Хозяйка глядела вверх абсолютно беззащитным взором – так смотрят совсем
маленькие дети и молодые собаки: бесхитростно и слегка выжидательно, надеясь на
подарок.
– Вы Людмила Сергеевна?
– Нет, душенька, я Катерина Андреевна. Желаете видеть
Людочку?
Я кивнула.
– Ну надо же, – обрадовалась бабулька, расплываясь в
счастливой улыбке, – у нас гости! Идемте, идемте.
Квартира казалась бесконечной. Комнаты располагались
анфиладой. Такие интерьеры совсем не редкость в Питере, но редко встречаются в
Москве. Мы довольно быстро миновали зал, украшенный лепниной, с большим роялем
и пыльными парчовыми диванами, прошли через некое подобие кабинета с кокетливым
письменным столом, затем пробежали гостиную, две спальни и уперлись в огромную
белую двустворчатую дверь.
Катерина Андреевна потянула было за ручку, потом хитро
глянула на меня и сказала:
– Знаю, кто вы!
– Кто? – оторопела я.
