Веселый, улыбающийся во весь рот постовой бодро доложил моей
провожатой:
– Федотов Артем Владимирович, врач, направляется в Ромашино.
Говорит, в больницу.
– Чего еще говорил? – поинтересовалась дама-начальница.
– Да ничего, – пожал плечами постовой, – только пошутил,
неужели на лицо кавказской национальности похож? Вроде ничего не нарушил, а
тормознули…
– Шутник, – вздохнула гаишница и велела: – Обстановку
поняла? Действуй, Дарья Ивановна.
– Спасибо, – пробормотала я.
– Первый поворот налево, потом направо и вновь налево, – не
успокаивалась добрая самаритянка, – там и Ромашино.
– Спасибо, – вновь сказала я и захлопнула дверцу.
– Слышь, Васильева, – окликнула меня девушка, – вломи там
своему благоверному от нас всех, чтоб мало не показалось!
– Ладно, – пообещала я.
Ромашино оказалось самой обычной деревней. Три колдобистые
улочки. Покосившиеся деревянные домишки, несколько довольно приличных кирпичных
коттеджей, магазинчик и огромная помойка, в которой с карканьем рылась туча
взъерошенных ворон, благополучно переживших зиму. Ничего даже близко похожего
на больницу тут не наблюдалось. Возле одной из убогих избушек топтался
мужичонка в драном ватнике и валенках. Немного странный наряд для теплого
апрельского вечера.
– Здесь есть больница, не знаете где?
Селянин задумчиво поскреб черными ногтями давно не чесанную
голову и пробормотал:
– Нам это без надобности, живем тихо, туды не ходим…
– Тетенька, – раздался за спиной бойкий детский голосок, – а
машина ваша?
– Моя, – ответила я, разглядывая тощенькую девочку, на вид
лет пяти, одетую в теплую куртку и войлочные сапожки. Наверное, в Ромашине
модно упаковываться в апреле как в декабре. Девчоночка помолчала секунду и
добавила:
– Дадите двадцать рублей, скажу, как проехать в санаторию.
– Куда? – удивилась я.
Нет, скорей всего, ребенку больше пяти лет.
– Больницу спрашивали? – улыбнулась деньголюбивая
аборигенка. – Так тут санатория, для психов богатых. У меня мама там коридоры
моет. Ей на кухне вкусного дают! Лучше всех в деревне едим! Туда многие хотели
на работу пойти, а взяли лишь мою мамоньку, потому что она не пьет и не курит,
во всех смыслах положительная…
Весь этот монолог ребенок выпалил на одном дыхании, с
серьезной миной. Я вытащила из кошелька пятьдесят рублей. Мельче бумажки не
было. Девочка ухватила крошечной, совершенно кукольной ручкой банкноту и
предложила:
– Откройте дверь, сяду и покажу, раз такие деньжищи не пожалели.
Она влезла в «Вольво» и скомандовала:
– Прямо до конца и налево.
Мы докатили до леса, и я увидела широкую дорогу из бетонных
плит.
– Давай вперед, – махнул рукой ребенок.
Мы запетляли по бетонке. Внезапно деревья раздвинулись, и
между ними мелькнула ярко-красная крыша.
– Тормози, – крикнула девочка, – ну я домой побегла!
– Не боишься одна в лесу?
– Чего я, маленькая?
– Сколько тебе лет?
– Десять, – сообщила провожатая и хлопнула дверью. – Ехайте
прямо, в ворота и упретесь, – сообщила она напоследок.
Я тронулась вперед. Если русский народ не перестанет пить,
то у населения скоро вместо детей будут рождаться мыши. Виданное ли дело –
выглядеть в десять лет на пять! Да она ростом с нашего мопса Хуча, а весит явно
меньше. Покачивая головой, я добралась до ворот и присвистнула. Однако странная
больница! Ни вывески, ни таблички, зато высоченный кирпичный забор с колючей
проволокой поверху, глухие железные ворота, проходная как на предприятии
оборонной промышленности, и парочка телекамер, моментально угрожающе
развернувшихся в мою сторону. Не хватало только зенитной установки и
самонаводящихся крылатых ракет с атомными боеголовками.
Помня о том, что какой-то охранник сейчас наблюдает за мной
в телевизор, я попыталась со всей возможной грацией выпорхнуть из «Вольво».
Палец ткнулся в чернеющую кнопочку, и ухо незамедлительно услышало:
– Вам кого?
– Артема Владимировича.
– Фамилия?
– Федотов.
– Не его, а ваша, – любезно переспросил невидимый секьюрити.
Секунду задумавшись, я прощебетала:
– Таня, Татьяна Иванова.
Воцарилось молчание. Затем ворота мягко, без всякого визга и
скрежета раздвинулись. Полный лысоватый парень в черном комбинезоне, стянутом
на неожиданно тонкой талии ремнем, сообщил:
– Он вас у основного корпуса ждет.
Сказав это, он потянул какой-то рычаг, створки сомкнулись. Я
увидела, как под тонкой тканью забугрились бицепсы, и поняла: он не толстый, а
невероятно накачанный.
Дорога была одна, совершенно прямая, и я издали увидела
большое трехэтажное здание из красного кирпича и стройную фигуру Таниного
любовника. Не успел «Вольво» замереть, как Артем резко наклонился, распахнул
дверь и спросил:
– Что стряслось?
Через секунду он понял, что видит незнакомую женщину, и
резко, почти в полный голос вскрикнул:
– Вы кто?
Его красивое породистое лицо с тонким аристократическим
носом и безупречным по форме ртом было удивительно привлекательно. Свежая,
чистая кожа, щеки покрывал нежный девичий румянец. Только глаза смотрели
жестко. Они были льдисто-голубые, почти прозрачные и походили на леденцы.
– Кто вы? – повторил парень.
Я решила валять ваньку и ответила:
– Как кто? Таня Иванова, разве вас не предупредил охранник?
Самая лучезарная улыбка заиграла на моем лице. Всем своим
видом я излучала радость и счастье от встречи. Но Артем не пошел на контакт:
– Таня Иванова?
– Что же тут страшного? – продолжала я источать мед. – Имя
крайне распространенное, да и фамилия тоже. Вот назвалась бы Евлампией
Убийветерсморя, тогда бы еще поняла ваше изумление. А так: Таня, просто Таня
Иванова.
Артем хмыкнул:
– И что хотите от меня?
