– Пойдемте наверх, выпьем по чашечке кофе. Вас только стихи
интересуют или проза тоже?
– Нам нужно все, – обнадежила я писательницу, устремляясь в
довольно темный подъезд.
Допотопный лифт с железными распашными дверями вознес нас на
пятый этаж. Недоумевающий мопс жался к хозяйке. Дама загремела ключами и
пихнула пальцем в соседнюю дверь.
– Вот тут Ниночка проживает. Мы с ней дружим.
– Значит, можете о ней рассказать?
– Зачем? – поинтересовалась женщина и церемонно
представилась: – Будем знакомы, Татьяна Косолапова, прозаик.
– Видите ли, Танечка, наше издательство частное, принадлежит
одному хозяину, господину Равелю. Человек строгих принципов. Прежде чем
печатать книгу, он узнает об авторе поподробней. Господин Равель крайне
настороженно относится к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, бывшим
уголовникам, многократно женатым… Произведения таких авторов не принимает, как
бы хороши они ни были.
– Смешно прямо, – резонно заметила Таня, ставя чайник на
плиту, – всегда считала, что основной критерий – покупаемость книги, коммерческий
успех.
Понимая, что не слишком удачно выбрала образ издателя, я
принялась выкручиваться:
– Господин Равель чудовищно богат. Прибыль его не волнует.
Издательским делом занимается как хобби, вот и капризничает. Но гонорары платит
хорошие, не скупится. А вы что пишете? Детективы?
Косолапова с достоинством ответила:
– Никогда даже не прикасалась к книжонкам этого низменного
жанра. Занимаюсь настоящей литературой, создаю философские рассказы о смысле
жизни, вечных ценностях. Иногда по две недели ищу метафору…
Я оглядела старенькую обшарпанную кухонную мебель и нехитрое
угощение, выставленное на стол: баночка самого дешевого индийского растворимого
кофе, мятные пряники и карамельки. Супердоходами тут не пахнет. Скорей всего
Татьяна нуждается.
– Где здесь домоуправление?
– В подвале, а зачем вам?
– Господин Равель хорошо платит за информацию об авторах.
– Да не надо никуда ходить! – воскликнула Косолапова. –
Расскажу все, что знаю.
Танечка оказалась дочерью писателя и прожила в доме на
Черняховского всю жизнь. Нина въехала сюда пять лет назад.
– Квартиру ей бабушка оставила, – сообщила Таня, – Сусанна
Ашотовна, крупнейшая переводчица, а уж богатая!.. Нинке все досталось – три
комнаты, обстановка, да еще и деньги, наверное, потому что она машину сразу
купила. На ее гонорары не разбежишься, сами знаете, какие дурацкие стишата
пишет – мрак! Далеко не Ахматова и не Марина Цветаева, а туда же! Поэтесса!
По-моему, последний раз года три назад стишок в «Литературке» напечатали, так
бегала по двору, всем под нос газетку совала. Но жила неплохо, копейки не
считала. Бабушкины запасы, видно, проедала.
Однако всему приходит конец, опустела и кубышка. Нина
сначала слегка приуныла, а потом очень ловко устроилась, нашла себе любовника,
молодого, но, судя по всему, богатого мужика. Ездил парень на новеньком
«Мерседесе». Таскал к ней наверх гигантские сумки, откуда высовывались горлышки
дорогущих ликеров и упаковки осетрины. В лифте после него оставался устойчивый
запах достатка – французского лосьона и американских сигарет. Нина щеголяла то
в новой шубе, то в роскошном пальто.
Через год парень исчез, и Сундукян погрустнела. Пару раз она
даже перехватывала у Танечки денег, а в прошлом году сдала свои хоромы за
хорошие деньги и вернулась в старую квартиру на Сиреневом бульваре.
– Она мне сказала, – откровенничала Танечка, – хорошо,
конечно, в шикарных апартаментах, только сейчас деньги нужны. Раньше Нинка
квартирку на Сиреневом сдавала, а теперь решила поменять место жительства. Там
плохонькая, двухкомнатная, за нее больше ста долларов не давали, а за эту
тысячу платят. Почувствуйте разницу!
Я поцокала языком и попросила адрес. Косолапова с
готовностью раскрыла телефонную книжку. Теперь можно уходить. Но не тут-то
было, еще два часа пришлось с заинтересованным видом слушать читаемые вслух
философские притчи. Под конец от напряжения свело скулы и от скуки начали
слипаться глаза. Я кивала головой, словно китайский болванчик, борясь с
подступающим сном, но Танечка ничего не замечала. Она произносила и произносила
фразы, действующие на меня как снотворное.
Впрочем, на такой литературе можно сколотить состояние. Надо
только продавать подобные рассказы не на книжных развалах, а в аптеках,
предлагая вместо радедорма. Обвальный успех обеспечен.
Вырвалась я лишь около четырех. Ощущение такое, словно
поработала на заготовке дров: ноги слегка подрагивали, руки не слушались, а в
голове полная и окончательная пустота.
Сиреневый бульвар на другом конце Москвы. Да и время не
самое подходящее для поездок – час пик. Простояв в бесконечных пробках, я
припарковалась у нужного дома только в шесть. Мне кажется, что иногда в метро
ездить быстрей, безопасней, и бензин не нужен…
Когда Танечка Косолапова говорила про разницу в уровне
жизни, она была абсолютно права. Дом, возле которого замер «Вольво», абсолютно
не походил на писательский кооператив. Блочная пятиэтажка самой первой
отвратительной серии. Окна натыканы так густо, что для стен не остается места.
Подъезд радовал глаз выбитой дверью, загаженной лестницей и изумительной
«наскальной» живописью. Естественно, лифта нет и в помине, но нужная квартира
на первом этаже.
Из-под простой деревянной двери, обитой кожей «молодого дерматина»,
немилосердно дуло. Я наклонилась. Щель такой ширины, что входит почти вся моя
ладонь. Наверное, зимой жильцы тут в валенках тусуются.
Внутри явно никого нет. На звонки никто не ответил, а на
стук выглянула соседка справа и недовольным голосом рявкнула:
– Чего дверь колошматите? Нинка уехала.
– Куда?
– А бес ее знает, – пожала жирными плечами соседка.
Лицо дамы покрывал ровный слой крема, волосы накручены на
допотопные бигуди, а из приоткрытой двери ее квартиры несло смрадом. Скорей
всего на ужин варили сдохшую кошку.
– Куда-то в Подмосковье, – продолжала сообщать соседка, –
сказала, отдохнуть хочет. Только вот от чего? Ни детей, ни мужа, ни работы…
– Но ведь у Нины Вагановны дочка, – удивилась я, – Верочка…
– Вы кто ей будете? – проявила бдительность баба.
Вздохнув, я вытащила французский паспорт.
– Вот, приехала из Парижа, привезла посылку.
