– Ха, – хохотнула Галя, – только к ужину у нее одна вареная
капуста. На роскошных тарелках, вокруг салфеточки да приборчики – небольшой
кусочек капустки или горстка овощей. Много есть, по ее мнению, признак
вульгарности. Пиво пьют только невоспитанные люди, полагается из хрустального
фужера глоточек вина. А уж в кровати!..
Галочка безнадежно махнула рукой.
– Да бедный Ленька неделями подход к ней искал. Тамара могла
только в соответствующем настроении, вот он его и создавал: букеты,
комплименты, признания. Секс ей тоже казался вульгарным. Ну какой мужик такое
выдержит? Хотя Леня все-таки долго терпел, пока на Милку не кинулся. А та без
особых задвигов: хочется – пожалуйста. Правда, ненадолго ее хватало. Несколько
месяцев, а то и недель… глядишь, у нее уже новый.
– Вы же говорили, что мужчины ее бросали…
Галя вздохнула.
– Тех, кому Мила нравилась, она сама прогоняла, а тем, кто
ей по душе был, навязывалась, только теперь уже ее гнали. Странная
закономерность. И еще одна деталь – очень уж дико протекали некоторые ее
романы.
– Почему?
– Ну посудите сами. Что с Леней, что с Костей, что с Жорой –
одинаково.
– Жора? Кто такой?
– Был у нее такой Георгий Рощин, – отмахнулась Галя, – да не
в нем дело. Леньку Мила почти четыре года знала и никакого внимания на него не
обращала. Потом вдруг – любовь месяца на два и разрыв. Костю тоже вначале
откидывала, нос воротила, вдруг – страстные признания, амур до гроба и снова
скорый-скорый развод, да и с Жориком то же самое. Милка большущую частную
клиентуру имела, и Жорка к ней довольно долго ходил, пока она ему сама на шею
не бросилась. И еще… У каждого существует свое понятие о красоте.
Я кивнула: безусловно. Некоторые мои знакомые, разойдясь,
ухитрялись снова выйти замуж за мужиков, удивительно похожих на бывших мужей.
– Милке нравились высокие парни, блондины, крупные, пусть
даже располневшие, – рассказывала Галя, – а Леня, Костя и Жора совсем иного
типа – мелкие, темноволосые. Костик вообще на подростка похож. Люда все
посмеивалась – ну и угораздило кавалера заиметь, каблуки не наденешь,
приходится в тапочках бегать. И вдруг такие страстные чувства, просто
непонятно.
Я закурила «Голуаз», мне в этой истории тоже почти все
непонятно. Галочка вытащила пудреницу и обозрела лицо.
– Ну что ж, пора на службу.
Я, естественно, оплатила счет и как бы между прочим
поинтересовалась:
– Телефончики Калерии Львовны и Георгия не дадите?
– Откуда они у меня? – удивилась Галя и посоветовала: – А вы
в поликлинику езжайте. Калерия, наверно, директорствует, а Георгий зубы лечить
ходит, в регистратуре карточка с адресом есть.
Дельная мысль. Проводив Галину до ворот, я посмотрела ей
вслед. Женщина шла ровной, упругой походкой, не оглядываясь, хотя, наверное,
чувствовала на себе мой взгляд. Теплое весеннее солнце радостно освещало
надгробия и холмики, где-то весело кричали дети. Внезапно откуда ни возьмись
прилетела стая ворон. Со скрипучим карканьем противные птицы расселись на
ветвях огромной березы у ворот и начали базар. Отчего-то мне стало холодно и
как-то не по себе. Что-то во всей этой истории пугало. Так немеет спина, когда
поздним вечером идешь одна по пустынной улице. Вроде никого нет, а душа уходит
в пятки.
Резко повернувшись, я побежала к «Вольво». Хватит, пора
уезжать, на погостах всегда приходят в голову страшные мысли – место такое,
неприятное.
Глава 12
В регистратуре клиники сидела уже другая дежурная. Часы
показывали четыре; понятно, поменялась смена.
– Здравствуйте, – бодро сказала я, – вот, давненько не
заглядывала.
– Плохо, – сразу пошла на контакт молоденькая медсестра, –
зубы полагается раз в полгода осматривать.
– Недосуг, – махнула я рукой. – Калерия Львовна в каком
кабинете?
Девушка постучала карандашиком по столу.
– Доктор Образцова больше у нас не служит.
– Надо же, – изобразила я отчаяние, – я так к ней привыкла.
– Могу посоветовать Калистратову, – доверительно шепнула
регистраторша, – изумительно работает.
– Нет, лучше подскажите, где искать Калерию Львовну…
– Работаю совсем недавно… – завела медсестра и осеклась,
увидав у меня в руке двадцатидолларовую купюру.
Не говоря больше ни слова, она подошла к какому-то ящику и
спросила:
– Домашний адрес устроит?
– Прекрасно, – обрадовалась я, – телефончик посмотрите.
– Здесь только адрес, – сообщила девушка, – улица Генерала
Котова, дом пятнадцать, квартира сорок четыре.
– И еще поглядите координаты Георгия Рощина, он сюда зубы
лечить ходит, – обнаглела я.
Но приветливая медсестричка, очевидно, решила, что двадцать
баксов – вполне подходящая сумма за две справки, потому что тут же ушла куда-то
за стеллажи, густо уставленные карточками.
Время тянулось томительно. Я наблюдала, как медленно
перескакивает на часах минутная стрелка. Отчего тут не заведут компьютер?
Наконец регистраторша вынырнула, держа в руках потрепанную
книжечку.
– Рощин Георгий Петрович, он?
Я кивнула. Отчества не знаю, но надеюсь, что в поликлинику
обращался только один человек с такими данными.
В «Вольво» уселась поудобней и набрала телефон Рощина.
Звонкий детский голос крикнул:
– Алло?
– Позови, пожалуйста, Георгия Петровича.
– Здесь такие не живут, – жизнерадостно сообщил ребенок и
шлепнул трубку.
Пришлось накручивать номер заново. На этот раз подошла
женщина.
– Извините, но мне дали телефон и сказали, что это квартира
Рощина.
Незнакомая собеседница помолчала секунду, потом осторожно
спросила:
– А вы ему кем приходитесь?
– Никем. Просто приехала из Парижа, а общие приятели
попросили посылку ему передать, так, ерунда – рубашку и пуловер.
– Ему теперь одежда ни к чему, – сообщила женщина, – Рощин
умер, а жена нам жилплощадь продала.
– Как? – вырвалось у меня.
Собеседница только вздохнула.
