Невестка указывала вверх. Я задрала голову. В проеме окна
четвертого этажа стояла спасенная мной психопатка. Весенний ветер развевал
длинные черные волосы, больничная ночная рубашка надулась колоколом. Женщина
посмотрела вниз и быстро-быстро закрестилась.
– Стой, помогите, ловите, – бестолково завопила я.
Самоубийца рассмеялась и шагнула. Окаменев, я смотрела, как
тело, страшно изогнувшись, летит вниз.
Отчего-то падало оно целую вечность, словно пари́ло,
хотя, наверное, все произошло за пару секунд. Волосы метались, напоминая черные
языки пламени, и рвал душу истошный, нечеловеческий крик. Потом раздался сочный
шлепок, так падает иногда у нашей кухарки Катерины со стола кусок сырого мяса.
Грива кудрей осыпалась на труп, из-под головы потекли блестящие струйки.
Вывернутые руки несколько раз дернулись. В повисшей тишине раздались другие
звуки. Сначала с легким вздохом рухнула в обморок Зайка, потом меня с
бульканьем стало выворачивать наизнанку, прямо возле тела сумасшедшей. Затем
ноги подломились. «Только бы не упасть на труп», – подумала я, и сознание
отключилось.
Глава 2
Пришла я в себя оттого, что кто-то сунул мне под нос дурно
пахнущую ватку.
– Отойдите, – простонала я, пытаясь не дышать, – у меня
аллергия на нашатырь.
Руки убрались. Я покрутила головой. Справа у окна сидела на
кушетке Зайка. Цветом лица моя невестка сравнялась с кафелем, покрывавшим
стены. Впрочем, и врач, и медсестра, и невропатолог выглядели не лучше. Я
приподнялась на жестком топчане и с чувством заявила:
– Это вы виноваты. Оставили больную одну, видели же, что
ненормальная.
Доктора молчали. Девчонка-невропатолог пошла красными
пятнами. «Очень хорошо, – со злостью подумала я, – может, хоть подрастеряешь
немного свое удивительное в таком возрасте безразличие. Надеюсь, что
родственники погибшей подадут в суд!»
Во дворе что-то залязгало и зашуршало. Ну да, морг здесь
рядом, и сейчас санитары укладывали то, что осталось от погибшей женщины, на
каталку. Зажурчала вода – дворник смывал кровь. Потом, пообещав приехавшим
милиционерам дать завтра исчерпывающие показания, мы с Зайкой влезли в
патрульный «рафик». Ложкино – не Москва, это небольшой поселок возле
птицефабрики, домов сорок-пятьдесят, не больше. Наш коттеджный конгломерат чуть
удален от микрорайона из низеньких блочных пятиэтажек. Обитателей
комфортабельных особняков из огнеупорного красного кирпича здесь хорошо знают.
Их не так много, всего десять семей. Поэтому милиционеры прекрасно понимали,
что мы с Зайкой никуда не денемся. Домой нас доставили на «раковой шейке»,
следом молоденький сержантик подогнал «Фольксваген».
Войдя в гостиную, мы рухнули на диваны. Потом, не
сговариваясь, схватились за бутылку с коньяком.
– Ужасно, – пробормотала Зайка, отправляя в рот одним
глотком граммов сто пятьдесят благородного «Мартеля». – Как она жутко смеялась,
а потом кричала. Ну зачем, зачем сотворила такое?
Я с сомнением посмотрела на большой бокал, налитый до краев.
Обычно мне хватает чайной ложки, чтобы съехать с катушек, а тут, наверно, целый
стакан. Потом махнула рукой и залпом опустошила емкость. Ну что можно ответить
на Ольгин вопрос? Кто же их разберет, сумасшедших?
На следующий день, часов в двенадцать, я сидела в кабинете
следователя и методично отвечала на вопросы. Нет, женщину не знаю. Нет,
кинулась вытаскивать ее инстинктивно, повинуясь порыву. Нет, она показалась
сумасшедшей. Нет, шагнула в окно сама…
Наконец капитан поинтересовался:
– Имени не назвала?
Устав все время говорить «нет», я просто покачала головой.
– Ладно, – вздохнул мужчина и протянул листок, – подпишите
каждую страницу, вот тут, где «записано с моих слов…».
Я выполнила требуемое и поинтересовалась:
– Что теперь будет?
– А что прикажете делать? – недовольно буркнул капитан. –
Оформим как неизвестную.
– Дальше-то как? – настаивала я.
– Никак, – совсем обозлился милиционер, – фото загрузим в
компьютер. Кто заявит о пропаже, пусть приходит.
– И сколько труп пролежит в хранилище непогребенным? –
вздрогнула я.
– По закону – месяц, – спокойно ответил капитан, – потом
похоронят за госсчет.
– Вдруг она из другого города, или родственники у нее
престарелые, может, наоборот, ребенок есть, – настаивала я.
Милиционер заглянул в бумагу.
– Да, патологоанатом пишет, что гражданка рожала, а лет ей
около тридцати.
– Вот видите, – горячилась я, – ребенок маму ждет. Он же
небось маленький, даже если она в шестнадцать лет родила – ему только
четырнадцать.
– Чего вы хотите, не пойму никак? – удивился мент.
– Ну, заведите дело, попробуйте установить личность…
– Слушайте, дама, – вызверился капитан, – знаете, сколько на
мне дел висит? Вроде маленький поселок, а народ словно с ума сошел. Ножами
режется, сковородками бьется. Позавчера машину у аптеки подорвали… Рук не
хватает. Здесь же все ясно: психопатка, сначала пыталась под поезд броситься,
потом из окна прыгнула. Сама, никто не заставлял!..
– Хоть имя установите.
– Вы свободны, – каменным голосом отчеканил следователь и
добавил чуть помягче: – В больницу загляните, там ваш сотовый нашли.
Идти недалеко, всего лишь через площадь, и я через минуту
вошла в знакомый двор. Здесь ничто не напоминало о трагедии. Медсестра в
приемном покое протянула мобильный. Я потыкала в кнопки – молчание. Или села
батарейка, или сломался, провалявшись ночь на улице в снегу.
Домой идти не хотелось. Решив слегка отвлечься, двинулась в
сторону универмага: потолкаюсь среди продавцов, накуплю ненужных вещей…
– Дарья Ивановна, – окликнула стрелочница Люся, – погодьте,
сумочку отдам.
– Какую сумочку? – удивилась я.
Терпеть не могу сумок и чаще всего таскаю самое необходимое
в кармане. Но Люся уже протягивала маленький планшетик на длинном ремне.
– Путейцы обход делали и в аккурат на месте происшествия
нашли, – сообщила стрелочница, – я сразу поняла, что это вы потеряли, когда к
этой психопатке побежали. Вещичка-то дорогая, не ширпотреб.
