– Конечно, – закивал головой Греков. – Помню, ставили
спектакль «Желтый дом», так Воротниковой по роли следовало выходить в
мини-юбке. Гримировали не только лицо, но и ноги. Погодите, погодите, что вы
делаете?
Но я уже стащила брюки и повернулась к Грекову спиной:
– Ну, смотрите.
Греков кряхтя вылез из кресла, подвел меня к окну и
внимательно оглядел ногу.
– Да уж, – хмыкнул старик, – давненько молодые дамы не
раздевались передо мной с такой скоростью и готовностью.
Я застегнула пуговицу.
– Скажите, где можно найти Люку?
– Понятия не имею, – отрезал Иван Александрович, – я отказал
ей от дома.
– За что?
Греков молча повернулся к окну.
– За что? – настаивала я.
– А вам зачем знать? – тихо произнес Иван Александрович. –
Ненужное любопытство.
Я вскипела:
– Меня обвиняют в убийстве, которого я не совершала.
Единственный человек, способный подтвердить мою невиновность, – Воротникова…
Греков продолжал молча стоять у окна.
– Если не найду Люку, меня посадят за убийство, –
пробормотала я.
Старик вздрогнул и резко, совсем по-юношески повернулся:
– Вы знаете, что произошло с моим сыном Вадимом?
– Нет, но Афанасия Воротникова сообщила, что Иветта вроде
вышла за него замуж…
Актер неожиданно сгорбился и продолжал:
– Пошли на кухню, сварим кофе. Через два часа должна прийти
девочка заниматься. Готовлю ее к поступлению в вуз, но времени хватит, если,
конечно, вы не начнете по дурацкой дамской привычке без конца перебивать и
переспрашивать.
Неожиданно бодрым шагом он пошел по длинному коридору, я
заспешила следом.
Вот уж не думала, что пожилой человек может обладать
юношеской быстротой. Через десять минут на столе дымились чашки с кофе и лежали
аппетитные бутерброды с ветчиной и сыром. Греков вытащил «Мальборо» и, с
удовольствием понюхав сигарету, вложил ее вновь в пачку. Я спрятала в карман
вытащенные было «Голуаз».
– Курите, – махнул Иван Александрович рукой, – хоть чужим
дымом понаслаждаюсь. Кстати, Люка тоже курит. Впрочем, все по порядку, слушайте
и не смейте перебивать – меня это чрезвычайно бесит.
Глава 22
Иван Александрович обратил внимание на Иветту, когда был
председателем жюри конкурса школьных театральных коллективов. Вермские любители
приготовили к показу «Гамлета». Но выбрали орешек не по зубам. Плохи были все –
сам принц, злодей дядя и королева-мать, которую играла щекастая, слегка
нескладная девица. Но как только на сцене появилась Офелия, зал замер.
Тоненькая, бледная, почти прозрачная девушка. Греков поймал себя на мысли, что
именно такой он представлял себе несчастную невесту принца. После сцены безумия
зрители даже не сразу смогли начать аплодировать. Юная актриса ничего не
изображала, она просто была Офелией и тихо сходила с ума на глазах у замершего
зала.
Талант оценили по достоинству. Вручая девочке диплом и
коробку конфет, Греков не удержался и предложил:
– Приезжайте поступать в наш институт, возьму без экзаменов.
Иветта запомнила предложение и спустя два года поймала
Грекова у входа в вуз.
– Помните, вы звали меня в Москву, я играла Офелию…
Иван Александрович оглядел вытянувшуюся и повзрослевшую
девушку. Она теперь носила волосы до плеч, но маленькое худенькое личико
осталось прежним – вдохновенным, слегка отрешенным и удивительно красивым.
Огромные чистые голубые глаза, не мигая, смотрели на профессора. Да еще именно
в этот момент неожиданно из-за тучи вышло солнце. Его лучи запутались в
белокурых волосах Иветты, и Грекову показалось, что над головой необычной
абитуриентки сияет нимб. Художник при виде такого эффекта моментально схватился
бы за кисть.
Греков крякнул и лично повел протеже в приемную комиссию.
Здесь его поджидал приятный сюрприз. У талантливой и красивой абитуриентки в
аттестате оказалась только одна четверка – по алгебре. Девушка была прилежна и
умна.
На первом курсе Воротникова вела себя идеально. Сдала зимнюю
и летнюю сессии на одни пятерки и покорила почти весь преподавательский состав.
Правда, студенты ее недолюбливали, но Греков считал, что они просто завидуют
более талантливой девушке. Иван Александрович, преподавательница сценической
речи, ректор и даже библиотекарь – все предсказывали Люке блестящее будущее.
В самом начале второго курса Греков увидел в садике перед
институтом плачущую Люку.
– Что случилось, детка? – испугался преподаватель.
Студентка помялась немного и сообщила:
– Деньги пропали из комнаты. Вчера лежали в чемодане, а
сегодня их там нет.
– Много? – спросил Греков.
– Тысяча рублей.
– Откуда у тебя такая сумма? – насторожился Иван
Александрович.
– Вы станете ругаться, – пролепетала Люка и зарыдала пуще.
Тут Греков совсем испугался и поволок слабо сопротивлявшуюся
девчонку к себе домой. За столом, уставленным сладкими пирогами со сливами и
яблоками, Иветта принялась каяться.
Стипендия маленькая, всего 40 рублей. Родители помогать не
могут. Отца она не помнит, а бедная мамочка смертельно больна – рак в последней
стадии. Мучается ужасно, нужно постоянно покупать дорогие обезболивающие и
хорошие продукты – икру, сливочное масло, вырезку… Да еще живет Люка в
общежитии, в комнате на восемь человек. К сожалению, четыре соседки – монголки.
Ужасные грязнули, шумные, бесцеремонные, пьют жуткую водку и едят какие-то не в
меру «ароматные» национальные кушанья.
Нечего и думать о занятиях в таких условиях. Поэтому Иветта
сидит в библиотеке до закрытия. Ночью тоже нет покоя. Свет горит в комнате до
четырех утра – монголки гуляют с кавалерами. Остальные соседки – три русские
девушки – давно сбежали, сняв в городе кто комнату, кто квартиру. В конце
концов Люка тоже не выдержала и нанялась на работу. Трудилась все летние месяцы
и сентябрь в придачу, собрала достаточно денег, чтобы заплатить за жилплощадь,
уже договорилась с милой старушкой, а денежки – тю-тю!
– Просто ужасно, – шмыгала носом Иветта, жадно поглощая
ароматную выпечку, – столько трудилась!
