– Мусенька, – принялась оправдываться негодяйка, – мы долго
скрывали брак, старуха Грекова была жуткой особой, ни за что бы не позволила
Вадиму на мне жениться…
– Ладно, ладно, – пробормотала Ася, – и где же ты работаешь?
– Учусь, – поправила Иветта, – в театральной студии, на днях
диплом получу…
– Дай свой адрес и телефон, – потребовала художница.
– Конечно, конечно, – засуетилась мерзавка и неожиданно
спросила: – А деньги правда достала? Дай мне в долг.
Отметив, что Люка первый раз в жизни заговорила об отдаче
денег, мать поинтересовалась:
– Проиграла?
Девушка в отчаянии заплакала.
– Это сильнее меня, держусь, держусь, потом – раз и все!
Жутко не везет, катастрофически.
– Нет, – твердо заявила Ася, – денег не дам, я вся в долгах.
Надорвалась уже на трех работах. Тебе не стыдно просить?
– Стыдно, очень стыдно, – зашептала Люка, заламывая руки, –
но, если сейчас не отдам, меня могут просто убить. Знаешь, какие у картежников
законы?
– И знать не хочу, – отрезала мать.
Люка упала на колени.
– Помоги в последний раз.
– Сколько надо?
– Тысячу.
Ася подошла к буфету, выдвинула ящик, достала жестяную
коробку из-под печенья и, отсчитав десять бумажек, протянула девушке:
– На, но это в последний раз.
Иветта схватила купюры и кинулась целовать мать. Ася
отстранила любимое существо и спросила:
– Скажи, только честно, Федор к тебе на самом деле
приставал?
– Конечно, – закивала головой дочурка.
Но по быстро бегающим глазам и слишком честному взгляду
дочери Ася поняла: опять соврала.
– Когда назад едешь? – поинтересовалась мать.
– Завтра ночью, – прозвучал быстрый ответ.
Больше они не разговаривали, молча пили чай с привезенными
из Москвы конфетами. Ася жадно накинулась на угощение. Ей приходилось экономить
на всем, и сладости в рационе не предусматривались. Скоро ее сморил тяжелый
сон.
Утром она встала с гудящей головой и, спотыкаясь, пошла в
комнату дочери. Люки не было, исчезла и ее дорожная сумка. Ничего не понимая,
Ася выползла на кухню, и глаза тут же наткнулись на плохо прикрытую дверь
буфета. Дрожащими руками она вытащила свой «сейф». Жестяная коробка была пуста.
Еще вчера вечером там оставалось восемьсот рублей… Люка убежала, прихватив у
матери последние деньги. Асе не на что было купить даже пакет кефира. Чуть
позднее выяснилось, что дочурка утащила и драгоценности, оставшиеся от
Анастасии: несколько колец, цепочек, изумительной красоты камею и абсолютно
ненужную современным дамам шляпную булавку с головкой из горного хрусталя.
Наверное, воровка решила, что это крупный бриллиант.
Любившая рыдать по каждому поводу, Ася не проронила ни
слезинки. На следующий день позвонила по оставленному телефону. Подошла почти
глухая старуха, долго переспрашивавшая имя:
– Как? Как? Какая Иветта? Отродясь таких не было.
Ася грустно усмехнулась: дочь опять соврала, небось и про
брак с младшим Грековым набрехала, и про долг… Просто в очередной раз обобрала
глупую, наивную мать.
Художница вновь заняла денег и вычеркнула Люку из своей
жизни.
На вопрос лучшей подруги: «А как там Иветточка, скоро мы ее
в кино увидим?» – Ася спокойно ответила:
– Она вышла замуж и уехала в Мценск, летать часто сюда не
может – билеты дорогие, а поездом почти неделю ехать.
Шли годы. Слава богу, дочь не показывалась. Но этой осенью,
придя домой, Ася неожиданно увидела в подъезде Люку. Она сидела на подоконнике
и спокойно курила.
– Ты? – оторопела Ася. – Что надо?
– Мамочка, – заулыбалась Иветта, – так волновалась о тебе, как,
думаю, ты все эти кризисы переживаешь?
– Поэтому, наверное, столько лет не писала и не звонила, –
съехидничала Ася. – А я-то мучилась: почему меня обокрали? Оказывается, от
волнения.
– Прости, мамуля, – протянула Люка, – глупая была, молодая.
Давно за ум взялась, работаю.
– Где же? – усмехнулась мать. – В Голливуде? Часом, твой
псевдоним не Шарон Стоун?
Люка рассмеялась.
– Да ладно, мамуля, ну полно, выучилась на парикмахера, стою
в салоне. Но клиентура вся сплошь из мира театра… Ты домой пригласишь?
– Заходи, – пробормотала Ася, лихорадочно соображая, хорошо
ли спрятан «сейф».
Вчера женщина получила большую сумму и всю сложила в
жестяную коробку. Люка ужом проскользнула в дверь. На столе опять появился
набор шоколадных конфет. Неожиданно дочь сказала:
– Давай, мамуля, посмотрим старые фотографии, как в детстве.
Ася дрогнула, и они начали переворачивать страницы. Как
обычно, художница принялась рассказывать о давно ушедших людях. Люка слушала
крайне внимательно, изредка прерывая рассказ матери вопросами:
– Это кто? А кем приходится?
Потом Асю вновь сморил сон. Стоит ли говорить, что утром она
не обнаружила дочери. Вместе с ней исчезли «сейф» и альбом с фотографиями.
– Ну ладно деньги, – сокрушалась Ася, – вновь меня, старую,
обвела вокруг пальца, но снимки? Зачем карточки уперла? Так жаль! Ни одной не
осталось. Там, кстати, и ваши были.
– Да? – изобразила я удивление. – Откуда?
– Афанасия Константиновна присылала Анастасии. Довольно
много снимков. Я еще всегда поражалась, какая причудливая штука – родство.
Положить рядом детские снимки твои и Иветты, так не поймешь, кто где. Вижу, что
и сейчас вы необычайно похожи друг на друга.
Она замолчала, я тоже не проронила ни слова. Генетика –
удивительная вещь. Нет, не зря в прежние времена с некоторыми семьями никто
родниться не хотел. Запойный дедушка, кокаинистка бабушка, неуправляемый бабник
дядя… Монах Мендель еще не производил своих опытов с горохом, а наши прапрадеды
уже знали: хочешь здоровых детей – узнай, чем болели родственники
предполагаемого мужа. Очевидно, страсть к карточной игре у Бабановых в крови. И
если Афанасия все же с грехом пополам могла остановиться, то Люка, впадая в
истерический ажиотаж, проигрывала все.
