Дагестанец показался, наконец, в освещенном круге. Действительно детина был здоров, как бык. Широкие плечи, распирали добротную кожаную куртку, огромные кулачищи расслабленно свисали вдоль бедер, почти доставая до уровня колен, такими по-обезьяньи длинными оказались руки горца. Вжик, по сравнению с надвигающимся на него эльканом (жаргонное обозначение кавказцев, образованное от аббревиатуры ЛКН — лицо кавказской национальности) смотрелся просто ребенком. Тем не менее, чувствуя за спиной поддержку затаившихся поблизости друзей, он держался весьма уверенно.
— Эй, черножопый, закурить есть? — развязно спросил он, нахально загораживая кавказцу дорогу.
Тот остановился, разглядывая сверху вниз неожиданную помеху.
— Э, ты скинхед что ли, да? — прогудел он, презрительно игнорируя вопрос Вжика.
— Ну, положим, а тебе что, чего-то не нравится? — вкрадчиво поинтересовался Вжик, придвигаясь к гиганту на шажок ближе.
— И чего? Бить меня сейчас будешь, да? — заулыбался дагестанец, откровенно веселясь, видимо представив такую невероятную картину.
— Ага, — так же радостно согласился с ним Вжик. — Буду.
— А за что? Почему бить хочешь? — все не унимался любопытный кавказец. — Что я тебе плохого сделал? Живу, тебя не трогаю… Почему бить хочешь?
— Не нравишься ты мне, черножопый, — развел руками маленький скин. — Жил бы у себя в ауле, трахал себе овец с козами, все нормально было бы. Так нет, тебя же сюда тянет, к русским людям. Вот и приходится.
Ловко подскочив на месте, словно волейбольный мяч Вжик, чтобы разом прекратить все дальнейшие расспросы, просто-напросто смазал кавказца кулаком по морде. Точнее попытался, потому что как ни стремителен и внезапен был его прыжок, но головы дагестанца там, куда он метил кулаком уже не оказалось. Все еще сохраняя на лице удивленно-укоризненную улыбку, гигант отшатнулся назад и кулак маленького скина просвистел у самого его носа.
— Э, ты чего делаешь? Зачем?
Но Вжику разговаривать уже надоело, потому едва приземлившись, он своим коронным ударом выстрелил вперед правую ногу, впечатав каблук армейского ботинка прямо в живот не ожидавшему такой подлости противнику. Тот глухо охнул, и инстинктивно отмахнулся своей огромной лапой, махом снеся Вжика, отлетевшего от ударов на пару метров.
— Э, малый, ты как, живой? — опасливо протянул дагестанец, склоняясь над приземлившимся от этой плюхи на задницу и обалдело крутящим головой маленьким скинхедом.
— Я не понял, пацаны. Тут какая-то черножопая мразота славян обижает! — выступил из темноты Кастет, делая знак остальным, что настал момент выхода на сцену.
Кавказец моментально разогнулся, принимая боевую стойку. Из темноты послышался дружный смех. Скинам было весело. Несмотря на выдающуюся комплекцию противника никто из них не сомневался в исходе предстоящей схватки. Когда десять человек бьют одного, то даже будь ты чемпионом мира по всем возможным единоборствам, трендюлей получишь все равно. А уж если тебя атакуют не чайники, а закаленные во многих драках уличные бойцы, сбитые в слаженную не боящуюся ни своей, ни чужой крови команду, то исход тем более предрешен. Они не торопились, деваться жертве было некуда, так почему бы ни потянуть удовольствие, разыгрывая некую прелюдию к предстоящему избиению. Теперь они стояли как раз по периметру отбрасываемого фонарем света, в центре круга замер набычившийся кавказец. Вжик, криво ухмыляясь и потирая вспухшую бордовой опухолью щеку, тоже оттянулся к своим. Дагестанец переводил с одного на другого взгляд своих быстрых черных глаз, и их выражение очень не понравилось Вовке. В них не было ни страха, ни удивления, черный не трясся от ужаса, не пытался найти возможность для бегства, он считал, молча и деловито, пересчитывал выходивших из окружающей темноты один за другим противников. Старательно шевелил губами, повторяя про себя все растущие цифры. Словно и впрямь надеялся справиться со всей их ватагой.
— Что все уже, меня бить собрались? — напряженно прозвенел его голос. — Или там еще прячется кто-то? Выходите все, не бойтесь!
— Тебе и столько за глаза хватит, — мрачно пообещал Кастет, щелчком раскрывая зажатую в правой руке телескопическую дубинку.
Время разговоров закончилось, пора было переходить от слов к делу, глумливо улыбаясь, скины вступили в полосу света, медленно сжимая круг. Вовка уже прикидывал про себя, куда нанесет первый удар извлеченными из рукава куртки нунчаками. Решил для начала ударить в правую ключицу, если повезет и тяжелая выточенная из текстолита палка ляжет удачно, то вполне можно с одного раза переломить хрупкую кость полностью обездвижив противнику руку. И тут вдруг привычный сценарий дал сбой. Кавказец, оглядев наступающих бритоголовых, убедившись, что за их спинами в темноте больше не прячется никаких подкреплений, что-то резкое выкрикнул на своем гортанном языке. Ответом ему были такие же крики с двух сторон узкого переулка, а потом топот множества ног. Скины от неожиданности замерли, еще не понимая, что неведомым образом из охотников превратились в преследуемую дичь, а в переулок уже шумной толпой хлынули азартно вопящие дагестанцы. В руках черные сжимали заранее приготовленные палки, куски арматуры и резиновые дубинки, кое-где мелькали и столь полюбившиеся всем россиянам бейсбольные биты.
Всего миг понадобился кавказцам, чтобы смять, растащить в стороны растерявшихся от внезапности нападения скинов. А потом началось избиение. Вяло сопротивляющихся бритых окружали по трое-четверо, сбивали с ног и топтали уже на земле, взлетали в воздух кулаки, сжимающие импровизированное оружие и тяжело опускались на головы и спины, тех, кто еще минуту назад чувствовал себя полностью хозяевами положения. Вопли ужаса и боли мешались с торжествующим ревом победителей, бились в каменные стены домов, рикошетили от них хохочущим эхом.
Вовке повезло, когда на него кинулся заросший щетиной, жилистый дагестанец, размахивающий железной цепью, он умудрился нырнуть под свистнувшую над самой головой железяку и вкладывая в толчок весь вес тела, протаранить противника плечом в солнечное сплетение. Судорожно всхрапнув тот осел на асфальт, попутно сбив с ног не расчетливо набегавшего сзади товарища. В рядах противника на миг появилась узкая брешь, открывавшая, скину дорогу для бегства. Долго Вовка не раздумывал, просто оттолкнув кого-то еще, перепрыгнув через возившихся на земля дагестанцев, рванулся в образовавшийся промежуток, на ходу уворачиваясь от нацеленных в него ударов арматурных прутов. Повезло, выскочил удачно. Не оглядываясь назад, туда, где с азартными криками добивали его друзей, он бросился со всех ног прочь. Скорее, скорее выскочить из страшного тупика, вырваться из этого кошмара!
Следом неслись гортанные крики, летел топот множества ног, кавказцы вовсе не собирались упускать добычу. Чувствуя, как сердце бешено колотится где-то у самого горла, задыхаясь от быстрого бега, он позволил себе мельком оглянуться и сразу засек сзади три несущиеся вслед за ним тени, постепенно настигающие, что-то кричащие в пылу погони. Он тоже заверещал, отчаянным воплем загнанного зверя, страх полностью затопивший мозг подстегнул готовые отказать мышцы. Вовка летел как на крыльях, огромными скачками перескакивая через отражающие свет фонарей лужи, моля бога лишь об одном, не упасть, не поскользнуться случайно на мокром, усыпанном прелой листвой асфальте, потому что если он упадет, то встать уже не дадут. Догонят и тогда… Тогда… Что будет тогда не хотелось даже думать. Помимо воли вспоминались, окровавленные распростертые тела, остававшиеся лежать на таком же вот мокром асфальте после их собственных акций. Бесчувственные, мало напоминающие уже людей, куски окровавленного мяса. Так что пощады ожидать явно не приходилось, отыграются за все, не зря же готовили эту засаду, не зря так упорно преследуют, явно решили накрыть разом всех… Могут ведь и убить. Мысль поразила своей нелепостью, его такого молодого, только начавшего жить, весело собиравшегося еще час назад на очередную охоту, могут убить. Здесь в этом пахнущем прелой листвой переулке, просто забить насмерть. Слишком разыгравшееся воображение услужливо нарисовало скорчившийся у бордюра в напрасной попытке закрыться от сыплющихся градом ударов, окоченевший труп. От подкатившего к горлу осклизлым комом ужаса он снова вскрикнул, тонким заячьим взвизгом. Преследователи отозвались дружным яростным ревом, будто пришпорившим и так несущегося со всех ног беглеца.
