Лет ему совсем немного, и профессии никакой в руках нет.
Мать день-деньской пьет горькую, а отца Павел не знает. Вернее, у мамки все
время меняются кавалеры, и она, сердешная, уж и не помнит, от кого рожала. А
наплодила беззаботная алкоголичка целую тучу никому не нужных детей, аж
двенадцать штук. Четверо, правда, благополучно умерли, остальные здравствуют.
Павлик – самый старший. Естественно, ни о какой школе речь не возникала.
Мальчишка с самого раннего детства озабочен заработком. Во-первых, дорогая
мамочка пускает его в дом только тогда, когда он приносит с собой бутылку и
кусок колбасы, а во-вторых, среди в общем-то безразличных ему братьев и сестер
есть восьмилетняя Танечка. Девочку Павел очень любит, кормит, одевает и балует.
То «Сникерс» ей притащит, то жвачку. Павлуша строго следит, чтобы сестричка
посещала школу. Потому что она должна доучиться до девятого класса и получить
приличную профессию – парикмахера, например, или медицинской сестры. Очень
хорошие специальности, денежные. При людях. Павлик не хочет, чтобы Танюшка
превратилась, как старшие сестры, в проститутку и наркоманку.
Сначала мальчик мыл машины, потом бегал по проспектам в
потоке автомобилей, протирая стекла, теперь вот нищенствует.
– И сколько зарабатываешь?
Павлик развел руками:
– А день на день не приходится. Иногда тысячу наберу,
бывает и двухсот не наскребается.
– Ну в среднем?
– Где-то семьсот, восемьсот.
– Однако выгодный бизнес.
– Да мне только треть достается, – пояснил
«калека».
– Почему? – удивилась я.
– Чего ж тут непонятного, – пояснил
собеседник, – браткам надо часть отдавать, гаишникам, да еще иногда
патрульные привязываются, вроде не их дело за порядком на дорогах следить, а
туда же, сволочи, менты поганые…
Еще у него несколько раз отбирали всю выручку.
Однажды из шикарного джипа вылезли четверо и отняли пакет, в
другой раз Павлик нечаянно залез на чужую территорию и опять поплатился
заработком. Так что теперь он стал умный и, набрав рублей двести, прячет их в
укромном месте…
– Погоди, погоди, – прервала я поток информации, –
что значит «чужая территория»?
– Моя зона от бистро вон до того поворота, –
пояснил нищий, – а дальше двое других стоят – Серенька и Мишка. На пару
работают. С ними лучше не связываться, чеченские ветераны, убьют и не чихнут,
полные отморозки. Еще ниже дед Степан орудует, тот хоть и старый, но тоже
больно дерется…
– И что, вы никогда не конфликтуете?
– Не-а, – помотал головой Павел, – у каждого
свой кусок. Петрович все время присматривает, ему скандалы на дорогах не нужны.
Вон Петька начал права качать, мол, у кукольного театра больше подают, там
мамаши жалостливые с детьми ходят, а у него возле «Красных Ворот» только
приезжие, из них копейки не выжмешь! Ну и что?
– Что?
– Машина сбила, и все.
– А Петрович кто такой?
– Старшой.
– Как это? – оторопела я.
– Говорю же старшой, территории распределяет, деньги
браткам дает, посторонних на дорогу не пускает. Думаете, так просто можно взять
и начать по проспекту с протянутой рукой бегать? Ха! Тут бы не протолкаться
было от желающих. А чем больше просят, тем меньше подают!
Он принялся энергично поедать пельмени. Я молча переваривала
полученную информацию.
– Наверное, и в метро свой Петрович есть?
– Конечно, – не удивился собеседник, – точно
не знаю, но думаю, как у нас.
– Как же в нищие попасть? – вслух подумала я.
Павлик засмеялся.
– Да встань на углу и руку вытяни, тут же кто-то из
смотрящих подскочит!
Я глядела, как он ловко подлизывает капли сметаны с тарелки,
и смутные мысли начали шевелиться в голове, пока еще неопределенные и
неоформившиеся.
Павлик быстро доел оставшуюся еду и умчался на заработок.
Мне захотелось пить и, купив бутылочку лимонада со странным названием
«Медовуха», выпила ее, уже сев за руль. Честно говоря, новинка не понравилась –
вкус странный и почему-то отдает дрожжами.
Бросив пластиковую емкость на соседнее сиденье и пользуясь
тем, что пробка на дороге рассосалась, заторопилась к повороту на Тверскую.
Через пару минут в голове стало происходить что-то странное.
Сначала сильно зашумело в ушах, потом отчего-то зазвенело. Гул Садового кольца
отодвинулся, и окружающее как бы занавесилось белой стерильной марлей. Я
потерла виски, может, давление упало? На всякий случай сунула в рот кусочек
сахара, но испытанное средство не помогло. Так, надо парковаться. Но тут
раздался голос: «Вольво» шестьсот двадцать пять КЕ, немедленно остановитесь!»
Выполняя приказ, я нажала на тормоз, машина замерла.
– Чего посреди дороги раскорячилась, отъехай к
краю, – велел патрульный.
– Сами велели немедленно встать, – попробовала я
огрызнуться, с удивлением чувствуя, как тяжело ворочается во рту ставший
почему-то каменным язык.
Постовой внимательно поглядел на меня, подергал носом и
радостно, просто сияя от счастья, констатировал:
– Пьяная!
– Да вы что! – искренне возмутилась я, с трудом
поднимая тяжелый, как бетонная плита, язык. – Да я вообще не пью, а уж за
рулем в особенности.
– «Вообще не пью», – передразнил гаишник и ткнул
пальцем с грязным ногтем в бутылку из-под «Медовухи»: – А это чего?
– Лимонад, – начала бормотать я, ощущая, как
тяжелый дурман заволакивает голову.
Красномордая физиономия гаишника как-то странно начала
кривиться во все стороны, глупый смех вырвался из моей груди.
– «Ситро», значит, – издевался милиционер. –
«Буратино»…
– «Айрн-Брю», газировка для взрослых, – радостно
подтвердила я, и свет для меня померк.
Глава 28
– Дарья, – послышался голос Александра
Михайловича, – открой глазоньки, алкашка убогая.
Я тихонечко пошевелила веками и поморщилась. Свет резал как
нож.
– Ну давай, давай, – одобрил приятель.
Я отважно раскрыла глаза и увидела лицо полковника,
нависающее в двух сантиметрах от моего носа.
– Ну, – грозно заявил он, – рассказывай, как
дошла до жизни такой?
