Отлично, клиент дозрел, и мы одни. Я посмотрела на него и
совершенно другим тоном, голосом человека, который полжизни объяснял людям
лексику и фразеологию иностранных языков, произнесла:
– Договориться мы, Сергей Яковлевич, безусловно,
попробуем, надеюсь, что достигнем консенсуса, но деньги мне не нужны.
Даже если бы с потолка вдруг хлынул внезапно золотой дождь,
Савостин не удивился бы больше. Рот мужика уехал в сторону, словно каретка
пишущей машинки, глаза почти вывалились из орбит.
– Вы кто? – только и сумел выговорить он.
– Сестричка, Анна Николаевна, из деревеньки
Рябиновки, – ухмыльнулась я, – а где, кстати, ваша родина, знаете,
Славик?
Савостин молчал.
– Не знаете, – констатировала я, – а
родственники-то живы? Не боитесь, что вот так, не ровен час, прибудут в гости с
гостинцами? Если уж, господин Савостин, вы решились поменяться судьбой с
Расторгуевым, то хотя бы уточнили кое-какие биографические данные для порядка.
А то может случиться конфуз!
Но многократно сидевший Савостин уже успел прийти в себя и
спокойно осведомился:
– Так что хотите за молчание?
– Всего лишь имя, фамилию и адрес человека, который
попросил вас с Котэ Джапаридзе отправить в «Милосердие» девочку полутора лет.
Сергей Яковлевич помолчал секунду и сказал:
– А зачем вам?
– Ну, господин Савостин, это не разговор! Время идет,
сейчас явится Ира, то-то она обрадуется, узнав правду. Ведь кругом тридцать
восьмая получается! Если вы Расторгуев, значит, брачный аферист, а если
Савостин – то вор-рецидивист, к тому же не отмотавший срок до конца!
На лице собеседника нехорошо заходили желваки. Я поспешила
заметить:
– Надеюсь, понимаете, что пришла на встречу не одна?
Меня ждут внизу.
Сергей тяжело вздохнул:
– Да вот хотел знакомому помочь.
Оказывается, к нему с просьбой обратился Котэ. У того есть
довольно хороший приятель, тоже когда-то сидевший, – Алексей Лесников.
Правда, попал Леша в тюрьму только один раз, потом взялся за ум и сейчас
занимается коммерческой деятельностью – конфетами торгует. У него завязался
роман с молодой женщиной, а у той – дочка Оля от другого мужика.
Лесникову не захотелось кормить чужого приблудыша, вот он и
придумал целое дело. Отправил любовницу отдыхать, а сам обратился к Котэ с
просьбой увезти девчонку. Убивать ребенка он не собирался, а просто деть куда
подальше, чтоб под ногами не путалась. Матери Алексей скажет, что Оля
скоропостижно умерла.
Котэ был чем-то обязан Лесникову и взялся помочь. Он тоже не
хотел убивать ни в чем не повинного ребенка и, вспомнив про Жанну, нагрузил
Сергея этой проблемой. Так Оля оказалась в «Милосердии».
– Узнайте адрес Лесникова, – велела я.
Сергей быстро сообщил:
– Волгоградская улица, семнадцать, туда за девчонкой
сам ездил, а зачем она вам?
– Молитесь, чтобы за это дело не взялась
милиция, – сообщила я, – меня наняли родители Олечки, чтобы узнать,
кто украл ребенка.
– Как украл? – остолбенел Савостин. – Да
никогда я таким не занимался, что я, крыса? Сказали, от байстрючки избавиться
хотят. Да девке у приемных родителей лучше даже будет. Дома отчим со свету
сживет, а мать побоится мужику поперек слово сказать!
Похоже, в этой истории все только и думают о благоденствии
детей!
К несказанной радости Сергея, я быстро удалилась. Он не
пошел за мной, но занавески на окне заколыхались, когда «сестра» вышла во двор.
Хорошо еще, что догадалась поставить «Вольво» в другом конце переулка. Чувствуя
на себе чужой взгляд, заскочила в магазин и, схватив с вешалки первые
попавшиеся вещи, влетела в примерочную кабинку. Через пять минут, одетая в
черный брючный костюм, стерла бумажными носовыми платками грим с лица, стянула
парик и, расплатившись, выскочила наружу. Как раз вовремя. По переулку в
сторону магазина почти бежал Савостин. Значит, решил проследить за мной на
всякий случай, увидел из окна, куда направилась.
Пока уголовник разыскивал в торговом зале «сестрицу», я
преспокойненько села в «Вольво» и отбыла в Ложкино.
Домой попала как раз к чаю. Капа и девочки лакомились
домашним кексом, в воздухе витал аромат свежей выпечки.
– Какой аппетитный! – восхитилась я. – Кто
испек?
– Капа, – пробормотала с набитым ртом
Зайка, – она здорово готовит! Знаешь, оказывается, макароны кладут в
кипяток.
Я усмехнулась. Нет, все-таки Кеша любит Ольгу и готов ради
нее на геройские поступки. Несколько дней назад Зайка решила сотворить макароны
по-сицилийски. Соус из жареного лука и свежих помидор с зеленью ей и впрямь
удался. Беда случилась со спагетти. Когда наша повариха, покипятив макароны
примерно пятнадцать минут, вывалила их в дуршлаг, перед ее изумленным взором
предстал единый монолит. Аппетитные белые трубочки, столь красиво выглядевшие в
упаковке, в «умелых» руках Зайки превратились в какую-то странно однородную
клейкую массу. Впрочем, так бывает всегда, когда лапшу бросают не в кипяток, а
в холодную воду.
Удрученная Ольга попыталась расковырять содержимое дуршлага
вилкой, но не тут-то было. Когда-то в давнюю давину в нашей институтской
столовой подавали абсолютно несъедобное блюдо – запеканку из макарон. Больше
всего приготовленные невесткой спагетти напоминали тот каменный и склизкий
«лапшевник».
Бедная повариха, не понимая, каким образом получился столь
диковинный результат, зарыдала. Прибежал Кеша. Убедившись, что жена не вылила
себе на ноги кастрюлю с кипятком и не отрубила пальцы разделочным топориком, он
принялся утешать беднягу. Но Ольга, без конца всхлипывая, твердила о
собственной никчемности и невезучести. Исчерпав все мужские аргументы типа «я
тебя люблю», «мне другая не нужна», «ты лучшая жена на свете», наш адвокат
ухватил каменный скользкий пласт и принялся с аппетитом его кусать,
приговаривая: «Но это же страшно вкусно!»
