– Христом богом прошу, – шептала Савостина, хватая
меня за руки, – ну хотите, на колени встану! Не губите брата, он теперь
честный человек, начал жизнь с нуля, жениться вот собрался, и женщина такая
милая попалась – Ирочка, она ничего и знать не знает. Ну не топите человека,
дайте ему подняться! Ведь если все узнается, отправят досиживать, да еще
прибавят за обман. А хотите, заплачу? Вы не думайте, средства есть, называйте
сумму!
Я только поморщилась. Честно говоря, мне глубоко наплевать
на законность, совершенно безразлично, что станется с Савостиным. Пусть
женится, родит ребенка… Вот только он должен рассказать, откуда взял Олю-Полину
– и аллах с ним.
– Дайте адрес брата, – потребовала я.
Директриса помялась немного, но все же сообщила:
– Оружейный переулок, двенадцать. Только вы, если
пойдете, поосторожней там, это квартира Иры, а она ну просто ни о чем не
подозревает.
Пообещав действовать аккуратно, я поехала домой. Хватит,
набегалась, скоро одиннадцать, спать пора.
Но дома никто не собирался отходить ко сну. Первый этаж
вовсю сиял огнями. В гостиной на диване сидели Александр Михайлович и Кеша, мне
стало немного не по себе.
– Мать, – грозно спросил сынуля, – что за
чушь ты несла полковнику, да я никакого Джапаридзе и знать не знаю. Первый раз
фамилию слышу!
Я попыталась выкрутиться из дурацкого положения:
– Правда? А такого черненького мужика – помнишь,
приходил, еще бумаги какие-то привозил – разве не Джапаридзе зовут?
Кеша фыркнул.
– Откуда только фамилию выдумала! Фантазия у тебя
неуемная, это наш шофер из юридической консультации.
– Ну извини, – изобразила я смущение, –
все-таки мать, вот и тревожусь!
– И все же, зачем тебе сведения о Котэ? – спокойно
спросил Александр Михайлович.
– Мне?! Просто хотела убедиться, что Аркашке ничего не
грозит. Говорю же, перепутала, думала бандит, а это шофер.
– Как выглядит водитель? – спросил полковник сына.
– Высокий худощавый брюнет, лет примерно
тридцати, – ответил Кеша.
– Ты в моем кабинете сообщила, что Котэ очень
неприятный, жирный и весь в наколках. Он и впрямь именно так выглядит, и
спутать более чем пятидесятилетнего мужика с молодым парнем весьма и весьма
трудно. Где же ты, моя радость, свела знакомство с Котэ, а главное, зачем? Ну,
сделай милость, отвечай!
Я затравленно оглянулась по сторонам, неужели конец и
придется признаваться? И Александр Михайлович, и Кеша полны желания вывести
меня на чистую воду.
Помощь неожиданно пришла от Капы.
– Катастрофа! – закричала она, вбегая в
комнату. – Энн проглотила пять рублей.
– Ну и что? – спокойно отреагировал
Аркашка. – Дай слабительное, утром получишь бумажку или что от нее
останется.
– Да не бумажку, а монету! – закричала со слезами
на глазах Капитолина. – Большую круглую серебряную российскую монету!
– В России не делают серебряные деньги, –
машинально поправил наш адвокат-зануда.
– Ты бесчеловечное существо, – продолжала
паниковать Капа, – уж не знаю, из чего у вас штампуют деньги, думаю, из
такой же дряни, как наши центы, а их переварить невозможно! Ребенок может
погибнуть.
– Как она вообще получила пятирублевку? – спросил
полковник.
– Взяла мой кошелек и стала играть.
– Разве можно давать такой малышке портмоне, –
возмутился Аркадий. – Ты, Капа, безответственная личность.
– Ой, да знаю я это, – отмахнулась
американка. – Лучше скажите, что делать?
– Очень просто, – раздался из коридора спокойный
Машин голос, – надо поехать в детскую больницу на Садовом кольце, они живо
вынут. По телику показывали, там магнитом действуют!
– Господи, – засуетилась Капа, – скорей,
вдруг она задохнется!
– С чего бы это? – изумилась хорошо знакомая с
анатомией Маруся. – Пищевод и дыхательное горло – разные вещи. Дальше
желудка не денется!
Я побежала в гараж, Маня схватила ревущую от страха Энн,
Капа бросилась за сумочкой. Отъезжая от ворот, я в зеркальце увидела, что
полковник и Кеша вышли на крыльцо и мрачно смотрят вслед «Вольво». Ну да ладно,
на сегодня пронесло, а завтра, глядишь, все забудут про Джапаридзе.
В больнице мы оказались не одни. На потертых кушетках сидел
мальчик лет семи с мамой. Ножка ребенка засунута в узкую железную банку.
– В терминатора играл, – пояснила встревоженная
мать, – туда впихнул, а назад никак, а у вас что?
– Пять рублей проглотила, – пояснила Маня. Энн
судорожно обнимала ее за шею. Круглые глазки девочки от ужаса стали
квадратными.
– Мы тоже глотали, чайную ложку, – обрадовалась
мать.
– Зачем? – изумилась Маня.
– На спор! – неожиданно басом ответил
мальчик. – Колян привязался в столовой: слабо ложку проглотить. А я
говорю: нет, а он опять: слабо, слабо, ну я и съел. Ам – и нету! А училка шум
подняла да еще двойку поставила!
– Ну ты и дурак! – восхитилась Маня. – А если
бы Колян предложил вилку сожрать, тогда как?
– А че! – не испугался мальчонка. – Если
зубцами вверх, запросто пройдет, люди вон шпаги и кинжалы глотают, в цирке сам
видел, а ты – вилка! Ам – и нету.
– Молчи уж, терминатор, – не выдержала мать и
отвесила парнишке оплеуху.
Тот тяжело вздохнул.
– Ложку как вынули? – спросила я.
– Прикиньте, как прикольно, – оживился
«терминатор», – запихнули в рот какой-то шланг и глотать велели. Противно
до жути, а потом… раз – и все. Оказывается, всякие приспособления есть особые.
Внимательно слушавшая рассказчика Энн неожиданно громко
зарыдала. В ту же минуту распахнулись двери сразу двух кабинетов, и мы гурьбой
вошли в довольно просторное помещение с кушеткой, письменным столом и железным
столиком, выкрашенным белой краской. Увидав разложенные шприцы, скальпели,
ланцеты и бог знает что еще, Энн завопила так оглушительно, что задрожали
стекла. Честно говоря, очень хорошо ее понимаю и не одобряю скверной привычки
врачей раскладывать повсюду свои жуткие орудия труда. И так страшно, а тут еще
перед носом всякие скальпели.
