Взяв адрес центра, я немедленно отправилась на Рязанский
проспект. Большое типовое двухэтажное здание детского сада окружено железным
забором. В воротах специальная площадочка и табличка: «Положите ребенка и
нажмите кнопку».
Я надавила на красную пупочку, во дворе истошно зазвенело, и
минут через пять вышла пожилая женщина в голубом халате.
– Что вам угодно? – спросила она.
– Газета «Мир новостей», хочу видеть Савостину.
– Жанна Яковлевна отсутствует, – ответила
няня, – если желаете, главный врач тут.
Я пожелала, и мы вошли в пахнущее молочной кашей помещение.
Не знаю, как сама Савостина, но Римма Федоровна Кочеткова
произвела на меня самое приятное впечатление. Простое, слегка усталое лицо,
чуть тронутое косметикой, более чем скромное платье и никаких украшений.
– Хорошо, что пресса нас не забывает, – сообщила
врач. – Хотите подробно написать или коротенькую заметку?
– Очень подробно! – пылко воскликнула я, радуясь,
что мне повезло на добрую, но, судя по всему, не очень далекую женщину.
– Давайте проведу по помещениям, – предложила
Римма Федоровна, и мы пошли в комнаты. – Центр существует несколько лет, и
за это время к нам обратились сотни женщин. Кто-то принес младенца сам, кто-то
положил в «приемник» на воротах. Во всяком случае, от смерти спасли не один
десяток ни в чем не повинных детишек.
– А какова их судьба потом?
– Выписываем документы, даже словарь имен
купили, – улыбнулась Римма Федоровна, – потом отдаем на усыновление.
Огромная очередь стоит, даже не представляете себе, какое количество бездетных
людей обращается к нам!
– Неужели не спрашиваете у матерей паспортные данные?
– Анонимность – непременное условие, – пояснила
Кочеткова, – никто никогда не интересуется в нашем центре никакими
сведениями. Бывает, правда, что посетительницы сами рассказывают о себе,
делятся проблемами. В центре работают не только детские врачи и воспитатели, но
и психологи, гинеколог и адвокат.
– А вдруг принесут украденного ребенка? –
поинтересовалась я.
Римма Федоровна спокойно пояснила:
– К нам иногда обращается милиция. Вот, помните,
полгода тому назад шум большой был – пропал из коляски трехмесячный мальчик.
Так сразу с Петровки приехали. Пока господь миловал, криминальных историй не
случалось. У нас ведь в большинстве случаев новорожденные. Наш контингент
знаете какой? Родит где-нибудь втихаря и сюда бежит, рада-радешенька, что
сейчас от ребеночка навсегда избавится.
– Годовалые дети редко попадают?
– Всего два случая, – сообщила Кочеткова, –
один раз мальчика привезли, на вокзале подобрали. Вообще говоря, полагается в
приемник сдавать, но Тема оказался у нас. Родителей не нашли, хотя милиция
основательно занималась этим делом. А совсем недавно девочку подбросили. Жанна
Яковлевна шла на работу, а та тихонечко на пороге сидит. Года полтора-два по
виду. Практически не говорит, только имя сумела произнести – Оля. При ней
записка.
– Какая? – в нетерпении вскрикнула я.
Римма Федоровна вытащила большую книгу и прочла: «Извините,
люди добрые. Мы сами не местные, денег никаких нет, зарплату не платят.
Отказываемся от ребенка. Девочку зовут Оля».
– И все? – разочарованно протянула я.
– А что же еще? – удивилась врач. – Более чем
понятно.
– Но разве вы оставляете у себя таких больших?
– Вообще, – пояснила Римма Федоровна, –
никогда не говорили о возрасте детей. Но подумайте сами, около двух лет малыши
начинают более или менее объясняться. И потом, ребенок должен был где-то жить
до этого возраста. А наши клиенты, как правило, те, кто не хочет, чтобы
окружающие знали, что у них был ребенок, – жертвы насилия, малолетние,
проститутки, даже замужние женщины из обеспеченных.
– Эти-то почему подкидывают детей?
Кочеткова грустно улыбнулась.
– Муж уехал по контракту на год деньги зарабатывать, а
жена оказывается беременной, да мало ли что бывает в жизни. Вот не так давно
положили к воротам мальчика. Сразу видно – из богатых. Пеленки, памперс,
распашонка, чепчик – все высшего качества. Да и сам младенец крупный, видно,
мать хорошо питалась… А через неделю на наш счет поступила от неизвестного
спонсора ну очень внушительная сумма! Вот и думайте, зачем подобным людям от
ребенка избавляться.
– И девочку Олю отправили в детский дом?
– Полагается сначала в приемник-распределитель, –
пояснила Кочеткова, – но тут Жанна Яковлевна постаралась и сразу оформила
ребенка к Мирной. У Анны Степановны хорошие условия, а нам хотелось, чтобы
девочке жилось нормально.
Я посмотрела на милое, простодушное лицо. Скорей всего
приветливая врач ничего не знает, но Жанна Яковлевна! Носом чую, что не
случайно отправила она Полину по этому адресу.
– Все-таки хочется поговорить и с директрисой, –
сказала я, – материал очень выиграет от такого интервью.
– Да вы ступайте к ней домой, здесь рядом совсем, через
два дома, – и Римма Федоровна объяснила мне дорогу.
Очевидно, дружбой с властями Жанна Яковлевна пользовалась
только в служебных целях. Потому что жила она в абсолютно аварийном доме.
Объявление возле подъезда взывало: «Жильцы, приближается осенне-зимний сезон.
Будьте людями, не бейте окна на лестничных клетках, самим же холодно будет!»
Но обитатели «хрущобы» не собирались внимать жалобному
призыву. Практически на всех этажах зияли пустые рамы. Я подивилась подобному
поведению, ну не дураки ли, ведь замерзнут! Дверь в квартиру Савостиной
выглядела ново и даже щеголевато. Красная обивка из кожи молодого дерматина и
«золотой» номер – семьдесят восемь.
Красивая створка распахнулась сразу, и меня впустили, даже
не спросив: «Кто там?»
– Не боитесь жуликов? – спросила я, пытаясь
развернуться в прихожей размером с птичью клетку.
– Да ну, – махнула рукой Жанна Яковлевна, –
покажите, что здесь украсть можно?
И правда нечего. В узкой комнате дешевая болгарская стенка,
довольно обтрепанная мягкая мебель, допотопный телевизор «Рубин». На предмет
роскоши тянет только аляповатая напольная гжельская ваза с надписью синими
буквами на белом фоне: «В день юбилея от коллег по работе».
– Что у вас за проблема? – с готовностью спросила
Савостина.