– А ну заткнулись! – раздался над головой голос, и
кто-то пребольно двинул меня в бок ботинком.
– Послушайте, – возмутилась я, – во-первых,
позвоните полковнику Дегтяреву, во-вторых, я являюсь иностранной гражданкой,
сейчас паспорт покажу!
– Ишь, распелась, – разозлился один из мужиков,
пока другие выворачивали на пол шкафы, – молчи лучше, в отделении
разберемся.
В этот момент кто-то ухватил меня за волосы и приподнял
лицо. Было не больно, а обидно.
– Вы Дарья Ивановна Васильева? – спросил вежливый
голос. – Следуйте в машину.
По дороге спутники молчали, но больше не дрались. Я сидела
тихо, чувствуя, как дергается ушибленная бровь.
В отделении меня довольно вежливо, но весьма решительно
впихнули в небольшую камеру.
– Посидите покуда до выяснения, – коротко сообщил
суровый милиционер.
Хорошо хоть наручники сняли.
– Приветик, – раздался тоненький голосок.
На деревянных нарах без одеял и подушек лежала
прехорошенькая девочка в красной мини-юбке. Густые каштановые волосы падали на
очень миленькое личико. Вторая девушка, чуть постарше, полноватая и
веснушчатая, добавила:
– Прошу к нашему шалашу. Сигаретки не найдется?
Я развела руками.
– Менты поганые, – лениво процедила
хорошенькая. – Ну, давай прописываться.
– Чего? – не поняла я.
– За что огребли?
– Понятия не имею, – совершенно искренне сообщила
я, – ворвались, на пол покидали, вон в глаз дали…
– Ну и ну… – пробормотала толстенькая.
– Жрать охота, – сообщила хорошенькая.
– Курить еще больше, – добавила соседка.
– Ладно, – сказала симпатяшка, взбивая
кудри, – придется на заработок идти.
Не успела я сообразить, что она имеет в виду, как девочка
стала колотить в дверь ногой.
– Хорош, кончай базар, бабы! – раздалось из
коридора.
– Пусти в туалет! – взвыла девка.
Лязгнули запоры, и появился белобрысый милиционер лет
тридцати с прыщавым лицом.
– Чего стучишь? – недовольно прикрикнул он на
буянку. – Обосралась, что ли?
– Это нам запросто, – захохотала девчонка,
выскакивая в коридор.
Дверь закрылась. С полчаса мы сидели в полном молчании.
Толстенькая пристроилась на нарах и закрыла глаза. Наконец в коридоре
послышались шаги – это вернулась наша сокамерница.
– Во, – сказала она, вытягивая пачку «Золотой
Явы», – угощайтесь.
– Ну ты даешь, Ксюха, – восхитилась толстенькая.
– Да что там, – махнула рукой Ксения, – в
первый раз, что ли? Только грязный очень, я ему так прям и сказала: «Ты жопу
когда-нибудь моешь или просто раз в году лопатой откапываешь?»
Девчонки захохотали в голос. Я вздохнула: да уж, милые
порядки в этом отделении. Страшно хотелось пить.
– А воду тут дают? – поинтересовалась я.
– Ага, – ухмыльнулась Ксюша, – нарзан со
льдом и крем-соду.
Девки вновь заржали, но тут дверь распахнулась, и прогремел
железный бас:
– Васильева, на выход!
В небольшом кабинете с надписью «Начальник» сидели двое –
незнакомый мне человек лет пятидесяти и Александр Михайлович.
– Она? – спросил хозяин кабинета.
– Нашлась дорогая потеря, – вздохнул
полковник, – сокровище мое… Спасибо, Олег Васильевич.
– Чего уж там, – отмахнулся начальник, потом
поглядел на меня: – Как вы оказались в квартире Коростылева?
Я пожала плечами:
– Совершенно случайно. Пришла к Леокадии
Константиновне, а ее дома нет. Позвонила в дверь к соседу, попросила ручку,
чтобы записку написать. Он любезно впустил, дал бумагу. Только-только карандаш
взяла, слышу, сама Леокадия Константиновна в дверь звонит. Ну я и стала
прощаться, а тут ваши ворвались…
– Ну-ну, – явно не поверил Олег Васильевич, –
бывают же такие совпадения… Можете идти.
– Сумочку отдайте.
– Виктор! – крикнул начальник.
Появился белобрысый милиционер, тот самый, что водил в
туалет Ксюшу.
– Отдай гражданочке вещи.
На улице Александр Михайлович сердито стукнул дверцей
старенькой машины и весьма нелюбезно рявкнул:
– Ну?
Я вытащила пудреницу и обозрела остатки лица. Выглядело
впечатляюще. Правая бровь опухла, и глаз практически закрылся.
– Ну? – повторил полковник. – Рассказывай,
зачем и с какой целью явилась к господину Коростылеву?
– Говорю же, приходила к Леокадии Константиновне.
– Зачем?
– Хотела нанять ее временной кухаркой, вместо
Катерины, – на ходу придумала я, – а то скоро с голоду помрем от
Зайкиной вдохновенной стряпни.
Приятель молчал. Краем глаза проследив за дорогой, я поняла,
что он везет меня в Ложкино.
Наш дом выглядел как клиника для сумасшедших. По всему холлу
разбросаны игрушки, в гостиной сняты шторы, кресла почему-то мокрые, на диване
непонятные пятна, в воздухе витает запах вареной рыбы…
Александр Михайлович оторопел:
– Вы затеяли ремонт?
Не успела я ответить, как дверь распахнулась, и в комнату
легким аллюром влетел Снап. На спине ротвейлера сидела совершенно счастливая
Полина. Девчушка просто заливалась радостным смехом. Сзади бежала темноволосая
Энн. Правой рукой она крепко держала вниз головой несчастного мопса.
– Хучик! – закричал полковник и вызволил собачку
из цепких детских объятий.
Мопс благодарно взглянул на хозяина и лизнул его в нос.
Очевидно, бедолага провел не лучшие часы своей жизни. Снап
принялся носиться вокруг стола, Энн выбежала в коридор и через секунду
вернулась, неся несчастную йоркширскую терьершу.
– Ава, – сказала девочка, протягивая мне ошалевшую
от такого обращения Жюли.
– Ава! – завопила Поля, погоняя Снапа.
Тот с готовностью принялся скакать еще быстрей, наездница
упала и издала густой, обиженный вопль.
