– Что?
– Не дай бог, конечно, но в случае смерти девочек
господин Артамонов останется единственным наследником.
На обратной дороге в Париж голова у меня шла кругом. Ни
сумму, оговоренную в завещании, ни имени таинственного благодетеля адвокат не
сообщил. Но, судя по его почтительности и советам, деньги Артамонову достанутся
не копеечные. Однако что за чушь про онкологическое заболевание написала Лидия!
Она ведь совершенно здорова. Почему не рассказала о неожиданном богатстве
домашним? Конечно, они с Андреем состоятельные люди, но лишние деньги еще
никому не мешали. А что, если… девочек похитили именно из-за этой истории! Нет,
узнать имя того, кто оставил капитал, просто необходимо!
Приехав в Париж, я стала развивать бешеную деятельность.
Сначала позвонила близкому приятелю комиссару Жоржу Перье и решительно
потребовала:
– Прошу тебя, немедленно узнай у господина Кассиса из
Марселя, кто и какую сумму завещал Лиде Артамоновой. Мне этот пройдоха врет,
что не знает имени завещателя.
– Дорогая, – восхитился комиссар, – ты всегда
на себя похожа! Как, по-твоему, могу я это сделать? Кстати, когда ты приехала?
Одна или с детьми?
– Машка и Зайка учатся, а Кеша работает. Приехала
только что, специально выяснить про наследство…
Минут пять толстячок еще сопротивлялся, но мне всегда
удается вить из Жоржа веревки, поэтому в конце концов он вздохнул и сдался:
– Ладно, попробую, позвони завтра.
Остаток дня я носилась по магазинам со списком. Следовало
купить множество вещей. Конечно, мы не испытываем денежных затруднений, но
просто рука не поднимается приобретать в Москве туфли за сто долларов, когда
точно такие же стоят во Франции вдвое меньше.
Жорж не подвел. Уже к полудню следующего дня я знала, что
сумму в три миллиона франков и квартиру в Париже оставила Лидуське мадам
Ребекка Д`Обиньон. И адрес ее апартаментов – Мари-Роз, 14.
Улица, носящая женское имя, – скорей небольшой
переулок, чем шумная магистраль. В приземистом доме на первом этаже восседала
грузная консьержка с типично парижской укладкой на седой голове.
– Мадам Ребекка Д`Обиньон тут жила? – осведомилась
я любезно.
– Умерла, бедняжка, – охотно откликнулась
консьержка, – квартира на третьем этаже, а вы кто будете?
– Из адвокатской конторы, поручено сделать опись
имущества.
Привратница чрезвычайно удивилась:
– Первый раз про такое слышу.
Я показала ей бумажку. Женщина водрузила на нос очки,
повертела в руках «ордер» и сказала:
– Ну, раз документы в порядке, сейчас принесу ключи.
Слушая, как она роется в ящиках, я подумала, что парижане
еще более беспечны, чем москвичи. «Документы» я сделала при помощи цветного
лазерного принтера и графического редактора. Честно говоря, даже не знаю,
существует ли такая вещь в природе, как придуманный мной «ордер на опись
вещей». Однако подействовало, потому что ключи у меня в руках.
Я открыла дверь и вошла в темноватый холл. Пахло пылью,
комнаты давно не проветривались, окна закрыты тяжелыми портьерами. Я не стала
раздвигать занавески, просто зажгла свет. В глаза сразу бросился большой
конверт, лежащий на столике.
«Лиде лично в руки. Просьба к другим – не вскрывать» стояло
на письме по-русски и по-французски. Поколебавшись, я все-таки разорвала
бумагу, достала записку.
«Лидочка, поезжай к госпоже Эллен Фош, улица Сезара, дом 8,
и покажи ей это письмо».
Нужная мне улица располагалась возле кладбища, а мадам Фош вкушала
дневной кофе. Голубой молочник со сливками, блюдо с пирожными и приятная
передача по телевизору – ну скажите, что еще требуется пожилой женщине для
счастья? Протянутую записку Эллен изучила внимательно:
– Значит, вы Лидия Артамонова?
– Да, – храбро соврала я.
– Это надо доказать, – заявила пожилая дама.
– Могу съездить за паспортом, – пообещала я,
судорожно думая, где взять такой документ.
– Паспорт очень легко подделать, – засомневалась
подозрительная старушка.
– Как же тогда быть? – растерялась я. – Что,
кроме паспорта, может удостоверить мою личность?
– Ребекка на протяжении многих лет была моей лучшей
подругой, – вздохнула Эллен. – Перед смертью она попросила меня
передать Лидии Артамоновой письмо. Мадам Д`Обиньон страшно боялась, что
послание попадет в чужие руки, поэтому придумала небольшой вопросник. Ответить
на него может только подлинная Артамонова. – Эллен притащила листок и
задала первый вопрос: – Какие шрамы имеете на теле?
Я задумалась лишь на секунду, потом уверенно заявила:
– От операции аппендицита, которую сделали в раннем
детстве.
Госпожа Фош удовлетворенно кивнула.
– Кто вас воспитывал?
– Дальние родственники.
– Назовите адрес квартиры, где жили вместе с
родителями.
– Полярная улица, девять.
– Какое домашнее животное было у вас в детстве?
– Собачка Зефирка.
– И последнее, – торжественно провозгласила
Эллен, – на вашей правой ноге на внутренней стороне бедра имеется большое
родимое пятно специфической формы. Опишите, как оно выглядит.
Я потрясенно молчала. В свое время не раз ходили вместе с
Лидой в баню, и шрам от аппендицита на ее животе помню прекрасно. То, что
Лидушку «воспитывала» двоюродная бабка, тоже факт, известный близким друзьям.
Собачку Зефирку она вспоминает с умилением до сих пор. А принадлежащую ей
квартиру на Полярной улице несколько лет назад купили за копейки общие
знакомые.
Так что ответить на вопросы оказалось очень легко. Но
родимое пятно, да еще на таком интимном месте! Ног я ей не раздвигала и между
ними никогда не заглядывала. Да, здорово придумала мадам Д`Обиньон! Придется
отступать! От злости я чуть не разревелась и, наверное, поэтому излишне горячо
воскликнула:
– Не могу описать пятно!
– Почему? – Эллен сняла очки и сложила листок.
– Потому что у меня его нет, – с отчаянием сказала
я.
Ну вот, сейчас старушка выгонит наглую самозванку, надеюсь,
хоть полицию не вызовет.
