– Аня – хорошая девочка, – вздохнула
Фомина. – Добрая, спокойная, отзывчивая. Если видела, что я плохо себя
чувствую, всегда бегала в магазин или аптеку и всегда безотказно. Вера обладала
другим характером. Очень уж ревновала, когда Аня родилась, – вспоминала
Юлия Сергеевна. – И разница в возрасте у них, можно сказать, никакая, а
поди ж ты… Все требовала, чтобы ей покупали вещи, игрушки первой. Постоянно
кричала: «Я старше!» Даже за столом вечно приглядывала, чтобы сестре, не дай
бог, больше не положили… Могла сливы в тарелке пересчитать или клубнику… До
смешного доходило – один раз у Анечки посреди зимы сапожки развалились, и ей
купили новые. Так Вера не успокоилась, пока такие же не вытребовала. И ведь не
нужны были, а все равно – раз Ане купили, и ей подавай.
Юлия Сергеевна как-то прямо сказала Карелии Львовне, что не
следует потакать капризам старшенькой. Но мать только отмахнулась. Денег в
семье достаточно, и приобретение лишних сапог не обременительно.
Так они и росли. Когда Ане исполнилось двенадцать лет, стало
ясно, что девочка становится удивительной красавицей. Все обращали на нее
внимание, и Вера страшно злилась. Лицо старшей было тоже приятным, с
правильными чертами, но чего-то ей не хватало. Всего лишь милая мордашка, не
более того. Старшенькая отпустила волосы до плеч, потом стала пользоваться
косметикой… Когда Аня перешла в десятый класс, ее пригласили на съемки
телевизионного фильма. Вера, к тому времени студентка театрального вуза, просто
перекосилась от зависти. Накануне съемок Вера принесла тюбик с маской для лица
и предложила сестре воспользоваться кремом:
– Будешь завтра как бутончик.
Обрадованная Анечка намазала личико и посидела с маской
двадцать минут – так написано на упаковке. Когда же смыла белую, резко пахнущую
массу, из зеркала на нее глянула физиономия, похожая на кусок сырой говядины.
Расстроенная до слез Верочка кинулась накладывать на горевшие щеки сестры
питательный крем, но стало только хуже. Аня, утирая слезы, приготовила
компрессы из ромашки. Пришедшая Карелия Львовна, хорошо владевшая французским
языком, обнаружила, что в картонной упаковке с рекламой «Омолаживающий гель» на
самом деле – средство для чистки серебра. Анечка, не читавшая по-французски и
не понявшая надписей на тюбике, нанесла на лицо эту едкую массу.
Ни о каких съемках речи идти не могло. Пришлось долго
лечиться у дерматолога, но кожа еще полгода казалась воспаленной. Верочка
картинно убивалась. Маску, желая услужить сестре, она купила в переходе у
лоточницы… Отец с матерью успокаивали старшую дочь, бьющуюся в истерике, но
Юлия Сергеевна ни на минуту не поверила актрисе.
– Позавидовала сестре, вот и подгадила ей, –
вздохнула женщина.
Потом старшие Подушкины укатили по контракту в Америку, а
Ане опять улыбнулась удача. У нее начала отлично складываться карьера в
модельном бизнесе. У Веры же, решившей также показать себя на подиуме, дело не
пошло…
– Думаете, она могла отравить Аню из-за роли в кино?
– Не знаю, – пожала плечами Фомина, –
все-таки убийство, это уж слишком! К тому же у Веры не было оснований…
– Как? А участие Ани в съемках?
Юлия Сергеевна вздохнула. Она ничего не слышала об успехах
младшей. Зато Вера приходила к ней, кажется, за спичками и расхвасталась. Ей
предложили потрясающую роль в новом спектакле. Трагедийную! Электра!
– Она захлебывалась от счастья, – вспоминала
Фомина, – просто упивалась, предвкушала головокружительную карьеру, фото в
журналах и баснословные гонорары… А утром я увидела открытую дверь, и гарью
тянет…
Юлия Сергеевна вошла в квартиру, позвала девочек. Но ответом
послужила звенящая тишина. Соседка сначала заглянула на кухню и обнаружила на
плите абсолютно черную кастрюльку, рядом на столике – пакет молока и банка с
овсянкой. Ругая на все корки глупых девчонок, едва не устроивших пожар, женщина
схватила кастрюльку и залила горячей водой. В комнату зашла случайно, сама не
знает почему. Твердо уверенная, что Аня и Вера бегают где-то в городе. Но
сестры оказались дома, рядышком, на диване.
– Сразу поняли, что они уже мертвы?
– Да, – кивнула Юлия Сергеевна. – Правда, Аня
лежала со спокойным лицом, будто спала. Я даже потрогала ее за руку… А Вера вся
скрюченная…
– Значит, вы думаете, что это сначала убийство, а потом
суицид?
– Может быть, да, а может, и нет, – неопределенно
сказала соседка.
– У вас есть какие-то подозрения?
– Да нет… – покачала головой Фомина, – зависть –
страшная вещь, но мне не нравится записка.
– Думаете, Вера не могла такое написать?
– Написать-то могла, а вот воспроизвести на компьютере…
Машина появилась у Подушкиных уже давно. Павел
Константинович любил работать по ночам, когда все спят. По странному стечению
обстоятельств, в семье математика родились дети абсолютно гуманитарной
склонности. Пошли в мать. И Аня и Вера совершенно не умели работать на
компьютере.
– Они даже не умели его включать, – поведала Юлия
Сергеевна, – а уж подсоединить принтер для них вообще запредельно.
– Может, выучились, а вы не знали…
– Если и освоили машину, то не раньше чем за двое суток
до смерти, потому что Вере нужно было несколько дней назад сдавать реферат…
Девушка пришла к Юлии Сергеевне с просьбой распечатать
работу. Та попеняла актрисе:
– У самих компьютер пылится, научились бы, в жизни
пригодится.
– Ну не умею я с техникой обращаться, – засмеялась
Вера, – даже с кофемолкой… Нет уж, буду к вам ходить, если не прогоните.
– Так что Вера совсем не знала машину, – заключила
Фомина, – как же сумела и набрать, и распечатать?
Глава 8
Действительно, как Вера смогла воспользоваться компьютером?
Причем не только включить «Виндоуз-95», но и найти программу «Ворд», набрать
сообщение, а потом еще и напечатать. Это легко и просто, когда знаешь
последовательность действий, а вот если нет…
Я тихо катила в Ложкино. Сентябрьский день догорал. Уже
сворачивая к воротам, пожалела, что не купила в «Макдоналдсе» чизбургеров.
Домашние солидарно презирают эту еду, но я бы с удовольствием поужинала. В пылу
детективного азарта забыла за весь день хоть разок перекусить, и теперь мой
бедный желудок жалобно сжимался. Войдя в холл и перецеловавшись с собаками, я
прошла в столовую. Через секунду в дверь просунулась встрепанная Зайкина
голова.
– Ужинать хочешь?
– А где все?
