– Ой, девочки, ничего не знаю, я в этот момент вышла,
но по секрету мне рассказали, что Римма поспорила с Никитой Богословским.
Старик ее подначил, мол, слабо на Артамонова салат вывалить, а та – не слабо.
На кону у них как будто бы тысяча долларов стояла, ну Лягушка и польстилась.
Хулиганство, конечно, но она вечно в долгах. Мы с Андрюшкой всю ночь хохотали.
Жалко, что камеру не захватили. А костюм… черт с ним, ради такого веселья не
жаль.
Я вышла от Марины и поглядела на часы – семь. В такое время
ни безобразницы Риммы, ни жаждущей славы Эльвиры, конечно же, дома нет. Поеду в
Ложкино, отдохну и сделаю несколько звонков.
Глава 7
Уже в холле я почувствовала запах гари и испугалась.
– У нас пожар?
– Нет, – захихикала Маня. – Зайка пирог
печет.
– С яблоками и курагой, – уточнил, ухмыляясь,
Аркадий.
В кухне стояла дымовая завеса. Сидевшие на пороге собаки
отчаянно чихали. Возле мойки, над формой, наполненной чем-то черным, стояла
Зайка. Ее фигура выражала отчаяние.
– А все ты виновата, – неожиданно набросилась она
на меня.
– Да я только вошла!
– Когда покупали плиту, я хотела «Бош»! А ты приобрела
«Индезит»!
– Ну и что? – растерялась я.
– А то, что «Бош» дает гудок, если в духовке начинает
дымить, а «Индезиту» на это наплевать. Так что из-за тебя все сгорело.
Я подошла к мойке, понюхала форму.
– Бабушка брала терку и соскребала черноту.
– Да? – воодушевилась Зайка. – Попробуем.
Она потрясла форму, и оттуда шмякнулся на блюдо какой-то
непонятный кусок, больше всего напоминающий гранитный памятник. Из шкафчика достали
терку, и горелые ошметки полетели в разные стороны. Банди отчего-то завыл, а
Снап застонал.
– Цыц, противные! – рявкнула Зайка. – С чего
это рыдать задумали?
– А они так реагируют на черный цвет, думают, что у нас
похороны, – подал из коридора голос Аркадий.
Не обращая внимания на эти издевательства, Ольга сдула с
пирожка черные крошки и оглядела произведение своего кулинарного искусства.
– Прекрасно, – довольно сказала она, – сейчас
посыплем пирог сахарной пудрой и станем пить чай, иди в столовую.
Я послушно направилась к столу и в кресле у окна обнаружила
Александра Михайловича, ласково поглаживающего Хуча и Жюли.
– Ты чего прячешься?
– Боялся Ольге под горячую руку попасть, –
усмехнулся полковник, – она тут на реактивной метле летала и плевалась
огнем, как Змей Горыныч.
Мопс блаженно щурился на его коленях. Вообще-то Хуч
принадлежит полковнику. В свое время мы пригласили Александра Михайловича на
лето в Париж и познакомили там с французским коллегой – комиссаром Жоржем
Перье. Как мужчины договорились между собой – понять невозможно. Жорж знает два
слова по-русски – «икра» и «водка», полковник, в свою очередь, может, слегка
путая падежи и предлоги, выдать на французском текст «Москва – столица». Но
после двух бутылок бордо они начали переговариваться весьма бойко и остались
вполне довольны друг другом. У них много общего. Оба убежденные холостяки,
отдающие все силы любимой работе. К тому же издали обоих борцов с преступностью
можно принять за близнецов – они лысоватые, толстенькие, брюшко над слегка
мятыми брюками нависает. Вдобавок и тот, и другой любители вкусно поесть и
выпить пива. В день отлета полковника в Москву Жорж привез в аэропорт
корзиночку.
– Пусть он напоминает обо мне, – заявил комиссар.
Внутри на голубой подушечке мирно спал месячный щенок мопса
по кличке Хуч. Александр Михайлович поначалу честно пытался заменить ему отца и
мать. Но собачку такого возраста полагается кормить шесть раз в день, а еще надо
утешать по ночам, играть днем… Короче, через две недели Хуч перебрался к нам, а
Александр Михайлович стал исполнять роль папы по воскресеньям.
Под светлой шерсткой Хуча бьется любвеобильное сердце, и в
нашем доме он не только в роли любимого ребенка, но и заботливого отца
собственного семейства. Самые нежные взаимоотношения связывают его с
йоркширской терьершей Жюли. Плоды брака – щенков невероятной породы «ложкинский
мопстерьер» – мы раздаем по знакомым. Делать это каждый раз все труднее, потому
что и дальние, и близкие приятели уже, по выражению Мани, омопсячены. Несколько
раз полковнику удавалось, используя положение начальника, навязывать «внуков»
подчиненным, а в последний раз пришлось стоять с корзиной у «Макдоналдса» на
Тверской. Ехидный Кеша издевательски предложил Александру Михайловичу заглянуть
в картотеку условно досрочно освобожденных.
– Вот кому нужно предлагать щеночков от
полковника, – похохатывал мой сынуля, – хорошо воспитывает, нормально
кормит – на свободе гуляет, недоглядел за собачкой – снова мотай на зону.
Приятель мой только крякнул, но ничего не сказал…
– Ну, – запричитала входящая Ольга, – почему
еще не сели?
Она поставила в центр стола блюдо, на котором лежал вполне
симпатичный пирог. Если не знать, как этот шедевр рождался на свет, съешь за
милую душу.
Домашние с подозрением уставились на выпечку, щедро
обсыпанную толстым слоем сахарной пудры.
– Приступайте, – распорядилась Ольга и положила
мне большущий кусок.
Я принюхалась: легкий запах ванили и чего-то кислого. Была
не была. Закрыв глаза, храбро куснула многострадального погорельца. Да, Зайке
удалось достичь удивительного эффекта – сверху бисквит почернел, а внутри чуть
сыроват. И все же не так уж и плохо. Только странный вкус у пудры – пресный
какой-то и на зубах противно скрипит.
Видя, что я, откусив кусок, не свалилась на пол и не
забилась в предсмертных конвульсиях, домашние тоже начали пробовать свои
порции. Минуту-другую стояла тишина. Потом полковник спросил:
– Сверху-то что?
– Пудра, – ответила Зайка, пока еще не прикоснувшаяся
к пирогу.
– Вижу, что пудра, – продолжал Александр
Михайлович, – а из чего?
– Как из чего? – обозлилась вконец Ольга. – У
тебя во рту вкус пропал? И вообще, какая еще может быть пудра? Сахарная,
конечно!
– Нет, не похоже, – засомневался полковник и
протянул Хучу кусочек.
Хучик, страстный любитель печеного и сладкого, ловко ухватил
подачку и тут же выплюнул. До сих пор он отказывался только от одного вида еды
– бутафорских бананов из картона, их Маня купила в магазине «Смешные ужасы».
