Эпилог
Встречаются порой люди, которым по непонятной причине всегда
везет. Алексей Мирский был из их числа. На следующий день после его ареста
скончалась Антонина, в смерти медсестры не было ничего криминального, она
умерла от инфаркта. Сутками раньше на тот свет отправилась Ольга Ивановна,
бывшая директриса детдома. Алексей Мирский, испугавшись во время задержания, быстро
пришел в себя и, сразу вызвав адвоката, отказался от всех прежних показаний.
Защитник написал длинную бумагу, из которой следовало, что Мирский в момент
взятия его под стражу был временно невменяем, за свои слова не отвечает, и
вообще издатель очень болен. Потом адвокат обратился к прокурору с ходатайством
об изменении меры пресечения для Алексея с ареста на подписку о невыезде. Как
правило, если дело идет об убийстве, прокурор отказывает, но Мирского почему-то
отпустили. Мне думается, что в этой ситуации помогла не взятка, а… ну, скажем,
вмешательство ангела-хранителя Алексея.
Оказавшись на свободе, Алексей воспользовался своим шансом,
он исчез из страны, очевидно, у издателя имелся загранпаспорт на другое имя.
Адвокат бил себя в грудь, кричал на всех перекрестках о нечестности своего
клиента, не заплатившего ему ни копейки.
Спустя три месяца после побега Мирского адвокат купил себе
роскошный джип. Впрочем, ничего странного в этом нет, юрист имел много
клиентов.
Издательство «Нодоб» процветает на рынке. Оказывается, оно
вот уже почти полгода принадлежит не Мирскому, а совсем другому человеку. Книги
Фомина исправно переиздаются, а Роман, заявивший о своих правах как наследник,
теперь вполне обеспеченный человек. Неожиданно, словно чертик из коробочки,
объявилась непонятная дама, якобы дальняя родственница покойной Сони. На руках
у нее имелась генеральная доверенность на ведение всех дел, подписанная
Людмилой Мирской. Дама спокойно продала роскошную квартиру, принадлежащую жене
издателя, дачу, две машины и испарилась с полученными деньгами. В кругах
издателей и книготорговцев посудачили немного о Мирском и забыли о нем.
Я подружилась с Лизочкой и Назаром. Мы ездим друг к другу в
гости и часто общаемся. Десятого августа взволнованный Назар позвонил мне и
рассказал очень странную историю. Лизочек рано утром пошла в магазин, девочку
на выходе из подъезда остановила пожилая, благообразная дама.
– Ты Лиза? – спросила она.
– Да, – кивнул ребенок.
– Ну-ка, назови свою фамилию, отчество, адрес и домашний
телефон.
Удивленная девочка выполнила ее требование.
– Все верно, – бормотнула дама, – да и на фото ты похожа,
держи-ка, Отнеси домой.
В руках Лизочки оказался довольно толстый, хорошо заклеенный
бумажный пакет. Малышка хотела спросить, что там такое, но тетка, похожая на
учительницу, испарилась, словно ее и не было.
Дома Назар вскрыл послание и ахнул, на стол посыпались пачки
денег, всего там оказалось сто тысяч баксов и еще записка, отпечатанная на
принтере.
«Милые мои Назар и Лизочек! Это вам от мамы Нины, тратьте
смело, но никому не рассказывайте, откуда у вас взялись деньги». Подписи не
было. Я заставила Лизочка детально вспомнить облик дамы и поняла, что она очень
похожа на ту женщину, которая продавала имущество Мирских.
Деньги в корне изменили жизнь девочки и ее отца.
Назар оказался предприимчивым человеком, он основал свой
бизнес, и сейчас ему принадлежит с десяток автобусов и много такси,
обслуживающих чуть ли не все Подмосковье. Лизочек теперь ест любимые сосиски
без ограничения, «персик» поставлен на вечную стоянку в гараже. Назар не бросил
друга, прадедушке «Мерседеса» обеспечена счастливая старость.
Судьба Людмилы и Алексея Мирских мне неизвестна. Но не так
давно один из коллег по перу рассказал, что в Канаде появилось небольшое
объединение, выпускающее литературу для русскоговорящей диаспоры. Называется
оно «Алюмирск», а владеет им очень милая дама. Фамилия хозяйки – Иванова, звать
ее Анна Сергеевна, мужа ее зовут-кличут Ивановым Михаилом Николаевичем, но
чутье подсказывает мне, что «Алюмирск» – это Алексей и Людмила Мирские. Если
взять первые буквы их имен и фамилии, что получим? То-то и оно. Но я,
естественно, никому ничего не сказала, мало ли что может взбрести в голову
автору криминальных романов.
Иногда, по ночам, облокотившись о подоконник, я предаюсь
тяжелым раздумьям. Алексей жертва или, негодяй? Яна получила по заслугам? Кто
дал право Мирскому распоряжаться чужими жизнями? Рассказал ли он правду Людмиле
об их родстве? Могут ли деньги заменить ребенку мать? Сто тысяч за смерть Нины
– это раскаяние? Попытка откупиться?
И нет у меня ответов на эти вопросы. Иногда я ненавижу
Алексея, иногда жалею, порой хочу, чтобы его поймали и наказали, изредка желаю
ему удачи, никак не получается возненавидеть парня, что-то мне мешает. Но что?
Не знаю.
Мы прожили лето в Пырловке, борясь с бытовыми проблемами. В
середине июня жители деревни неожиданно стали со мной и Томочкой очень
приветливы. Сначала нам приносили свежие овощи и отказывались брать за них
деньги, потом местные парни предложили услуги водовозов. Нам притаскивали из
колодца полные баклажки, наливали бак на крыше, кололи дрова и меняли баллоны с
газом. Взамен мы с Томочкой только мило улыбались и говорили: «Удачи вам и
радости».
Первое время мы наивно считали пырловцев очень отзывчивыми
людьми, которые, поняв, как мучаются плохо приспособленные к жизни в деревне
городские жительницы, решили проявить истинное христианское милосердие, но
потом сообразили: дело не так просто.
В конце июня установилась невероятная засуха.
Дождя не было три недели. Маленький пруд, из которого
женщины брали воду для полива огородов, обмелел окончательно, а из колодца
стали доставать мутную жидкость, в ведре очень часто оказывался песок.
Числа двадцатого июля местный батюшка устроил крестный ход.
Из храма, расположенного в десяти километрах от Пырловки, привезли иконы, и
процессия во главе со священнослужителями двинулась в путь.
Но бог не помог, на следующий день солнце по-прежнему палило
с неба, урожай погибал.
Когда мы сели обедать, в дверь постучались.
– Войдите, – крикнула Томочка.
На терраску ввалилась толпа пырловцев.
– Здравствуйте, – ошарашенно пробормотала я, – чайку не
хотите?
Внезапно пришедшие рухнули на колени. Стоявшая впереди баба
завыла:
– Спасите, Христа ради, помогите убогим, нам без заготовок
никак, с огорода живем, питаемся и торгуем, сделайте милость, а уж мы
отработаем.