Глава 28
– Это что такое? – изумленно спросила Лена, уставившись на
груду деревяшек, которые я, войдя в избу, высыпала на стол.
– Дрова, – гордо ответила я.
– Дрова?
– Ну да. Сама же велела их наколоть!
– Мама родная, – восхитилась Лена, – чем же ты их натюкала?
– Топором, – быстро соврала я, – долго ли умеючи.
– Это просто щепки, а не поленья!
– Странная ты, – покачала я головой, – принесешь один кусок
– говоришь, больно большой. Помельче наколешь – опять недовольна. Ладно,
согласна, в первый раз я сглупила, бревну в печь не влезть, но теперь тебе что
не нравится?
– Сгорит быстро, жару не даст, – покачала головой соседка. –
Ладно, вы пока запаливайте, а я из своего сарая нормальные дрова принесу.
– Вот и отлично, – засуетилась Томочка.
– Оладушки! – ожил Никитос.
– Кастрюльку с тестом видишь? – Томочка стала объяснять сыну
ситуацию. – Вот сюда ее ставлю, на печечку. Вилка сейчас огонь раздует, мама
сковородочку нагреет, потом тесто на нее нальем и оладушки пожарим!
– А моя картошка? – надулась Кристя. – Вечно Никитосу все
первому!
– Но, Кристя, он, маленький!
– Я тоже!
Слушая перебранку, я зажигала спичку за спичкой, но
деревянная нарезка не собиралась вспыхивать веселым пламенем.
– Надо туда бумагу натолкать, – посоветовала Кристина, решив
больше не качать права.
– У нас есть газеты?
– Не-а.
И тут я вспомнила, – что в сарае, в углу валялась куча
пожелтевших изданий. Сгонять на огород было делом двух минут. Схватив штук
двадцать газет, я хотела уже бежать назад, но тут приметила на одной из полок
бутылку, полную мутной, желтой жидкости. «Средство для разжигания костров в
сырую погоду» – было написано на этикетке. Надо же, как все удачно
складывается!
Кристина и Томочка тоже весьма оживились, увидев мои
находки.
– Ну, класс, – завопила девочка, – через секунду загорится.
Все начали суетиться. Тамарочка быстро помешала тесто и
пошла к шкафчику, чтобы достать масло, Кристина ринулась за сковородкой.
– Пожалуй, не надо мне картошки, – кричала она, – оладушки
поем, со сметаной!
Я щедро облила наколотые чурочки жидкостью, поставила
бутылку на стол и спросила:
– Где спички?
Никитос, решив принять посильное участие в процессе
разжигания огня, быстро мял газету. Кристина отняла у брата скомканную бумагу,
запихнула ее в печь.
– Ну где же спички? – продолжала вопрошать я, оглядывая
кухоньку. – Куда подевались?
– Эй, девки, – донесся с порога мужской голос, – помните,
что вы мне стакан должны?
Я обернулась. Не слишком трезвый Семеныч, пошатываясь,
приближался к столу.
– С какой стати угощать тебя водкой? – возмутилась я.
– Так вы мне должны, со вчерашнего, за утюг!
– Мы ничего не гладили.
– Ну, за кипятильник!
– Уже расплатились давно, ступай себе.
– Во, я попутал, о плите речь, – затряс головой Семеныч.
– Иди отсюда, – обозлилась я, – ступай вон.
Водки нет. Впрочем, будь ее хоть бочка, все равно не дала
бы!
– Ну жадобина! – изумился Семеныч. – Вон же стоит бутылевич
початый! Хоть глотнуть позволь.
С этими словами пьянчуга шагнул к столу.
– Не смей, это не для питья, – закричала я.
Но алкоголик уже схватил средство для разжигания костров. Я
кинулась к болвану с целью отнять у него смертельно опасное средство. Но не
успела, дальнейшие события напоминали кошмар.
– Нашла спички, – взвизгнула Кристина, тряся коробком.
– Самогоночка, – любовно произнес Семеныч, поднося ко рту
бутылку, – первачок, мутненький, желтый, а запах! Прям с ног сшибает!
– Оладушки, – дискантом вел Никитос.
– Сейчас! – завопила Кристя и швырнула спичку на дрова. –
Печка, зажгись!
Семеныч сделал огромный глоток, глаза его начали медленно
выкатываться из орбит, волосы на голове вздыбились. Похоже, средство для
костров подействовало на пьянчужку не хуже электрического тока.
Я застыла на месте, судорожно соображая, как теперь спасти
дурака от смерти. Влить в него срочно литра три воды с марганцовкой? Дать
раствор соли, чтобы очистить желудок? Но тут мои раздумья нарушил резкий,
громкий звук. Бах!
Из плиты вырвалось черное облако, на секунду показалось
яркое пламя, потом кастрюля с тестом поднялась в воздух и понеслась прямо на
Семеныча.
Не успела я понять, что происходит, как эмалированная
емкость со всего размаха стукнула Семеныча по лбу. Алкоголик всхрапнул и рухнул
на пол, на секунду взметнув вверх две ноги. Я, зажав рот руками, с ужасом
наблюдала за происходящим.
Кастрюля упала около порога, жидкое тесто поползло на пол.
В печи что-то загудело и опять послышалось: бабах! Снова
вырвались клубы то ли дыма, то ли сажи.
Со стены с оглушительным звоном свалилась полка, на которой
стояла посуда.
Ба-бах! С потолка упал абажур. Ба-бах! В разные стороны
полетели пакеты с луком и крупой, стоявшие возле печки. Поняв, что от избы
сейчас камня на камне не останется, я, схватив в охапку Никитоса, рванула на
улицу. За мной, толкая перед собой Кристю, вынеслась Томочка.
Ба-бах! Из окна кухни вылетело стекло и мелкими осколками
осыпалось на грядки.
Потом неожиданно установилась тишина.
– Чего случилось? – поинтересовался Альфред, перевешиваясь
через забор. – Я только заснул.
– Похоже, ты постоянно дрыхнешь, – огрызнулась я и
затряслась, словно голая мексиканская собачка, на которую идиоты-хозяева забыли
надеть в двадцатиградусный мороз попонку.
– Мы оладьи жарим, – дрожащим голосом объяснила Томочка.
– Похоже, они у вас с начинкой из взрывчатки, – кашлянул
Фредька, – ну и воняет, керосином вроде несет!
