Я кивнула. Верно, Олег не раз рассказывал мне о том, что так
называемые профессионалы, занимающиеся грабежами или кражами, стараются не
вешать на себя мокрое дело. Во-первых, как это ни странно, далеко не все
преступающие закон люди готовы совершить убийство, во-вторых, многие не хотят
попасть под тяжелую статью. Поэтому если жертва не кричит, не сопротивляется, а
спокойно отдает кошелек, то, вероятней всего, она отделается просто испугом и
денежными потерями. Кстати, от души советую вам, не храните крупную сумму денег
всю в кошельке. Положите в портмоне немного, к примеру сто-двести рублей, а
остальные купюры хорошенько спрячьте, запихните в сапог, во внутренний карман,
под стельку ботинок, в носки… И спокойно отдавайте вору кошелек, причем не
пустой, что обозлит гоп-стопника, а с одной-двумя купюрами. Скорей всего,
бандит уйдет, удовольствовавшись малым, он побоится попасться и не станет
тратить время на тщательный обыск. Но это срабатывает лишь в случае с
профессионалом, но их, увы, на наших улицах все меньше. Сейчас на тропу разбоя
выходят наркоманы, бомжи, алкоголики, маньяки, для таких чужая жизнь копейка, а
о своей они и не думают.
– Ее бедную, похоже, железкой избили, – вздыхала Люсьенда, –
мы даже решили фото не давать, представляешь?
Да уж, еженедельник Семена не отличается особой
щепетильностью, материалы там порой иллюстрируют такими снимками, что у меня
начинается аллергия от ужаса. Значит, бедную Людочку сильно изуродовали?
– Точно псих, – говорила Люсьенда, – все лицо ей расшиб.
Внезапно в мозгу прозвенел сигнал тревоги. Лицо…
– Послушай, это точно была Людмила?
– А кто ж еще? Одежда, документы в сумке, ключи от машины.
Да еще кровь у нее была редкая, четвертой группы, и муж ее опознал, по родинкам
на животе.
Я молча слушала бывшую коллегу. Так, дело становится все
запутанней. Аня похищена, Людмила пала жертвой уличного грабителя, Яна
испарилась без следа.
– Вот уж страх так умереть, – не утихала Люсьенда, – и ведь
она еще была жива, когда на нее тетка наткнулась.
– Жива?
– Ну да. Ее в подъезде избили и бросили, небось посчитали за
умершую, а через какое-то время баба одна, сейчас, подожди, гляну… вот… Ксения
Николаевич, домой с рынка шла. Она Людмилу и обнаружила.
Сначала подумала, что это труп, заорала, а потом увидела:
жертва вроде дышит, и вызвала «Скорую». Людмила говорила про какую-то Яну…
– Что?
Люсьенда горестно вздохнула.
– Менты эту Ксению прямо на месте допрашивали. Я любопытной
прохожей прикинулась, поближе подобралась, слышу, она отвечает на вопросы. Дескать,
Людмила говорила: Яна… Ну я и включила диктофон в кармане, аппарат старый,
щелкнул громко, пленка с шумом пошла. Меня милиционеры и прогнали, больше
ничего не разведала, как ни старалась.
– Говори адрес.
– Какой?
– Дома, в котором Людмилу убили.
– Записывай, только зачем тебе? Надеюсь, не собираешься нас
опередить? – заволновалась Люсьенда.
– Не волнуйся, я вообще сейчас ни на какую газету не
работаю, – успокоила я ее, – и в мыслях нет перебегать тебе дорогу. Просто хочу
написать книгу, детектив, вот и нарываю материал.
– Да я не против, – захихикала Люсьенда, – мне не жаль тебе
помочь, только сама знаешь, каково у нас работать, закон волчьей стаи, каждый
сам за себя, и всякий в свою сторону лапой гребет.
Глава 21
Дом, где погибла Людмила, и правда находился в самом центре
Москвы, в трех минутах ходьбы от метро «Маяковская». Совсем близко шумело
Садовое кольцо. Но в небольшом колодцеподобном дворике было совершенно тихо. Я
подошла к серому пятиэтажному, возведенному, скорей всего, в середине тридцатых
годов прошлого века зданию и потянула на себя тяжелую дверь. Ее украшала
огромная, чуть ли не полметра длиной рифленая ручка с бронзовыми нашлепками.
Очень странно, но тут не было домофона, в просторный, гулкий, выложенный
бело-коричневой мелкой плиткой холл мог попасть любой желающий.
Идеальное место для ограбления. На первом этаже квартир нет,
похоже, их в доме мало, здесь небось просторные апартаменты, и на лестничных
клетках найдется одна, от силы две квартиры. Тут можно орать во весь голос, и
никто вас не услышит.
Внезапно дверь гулко хлопнула. Я вздрогнула и прижалась
спиной к резным перилам. В холл вошла женщина, увидав меня, она ойкнула и
попятилась.
– Не бойтесь, – быстро сказала я, – вы, наверное, живете тут?
Не подскажете номер квартиры Ксении Николаевич?
Женщина поставила на пол пакет.
– Теперь каждый раз дергаюсь, когда сюда вхожу, все эта
несчастная мерещится.
– Вы Ксения? – обрадовалась я.
– Нет, ее сестра, Олеся.
– Мне очень надо поговорить с Ксенией.
Олеся вздохнула:
– Это невозможно.
– Но почему?
– Сестра напугана, мало того, что она увидела изуродованную
женщину, так на нее сначала налетела милиция, а потом журналисты. Впрочем,
первые были вежливы, а вот вторые… Ну просто кошмар! Совсем у людей соображенья
нет! Видят же, что Ксюша в полуобмороке, неужели не понятно: плохо женщине,
оставьте ее в покое. Так нет, суют в нос микрофоны, фотоаппаратами щелкают,
вопросы идиотские задают. Ксюша растерялась, потом с ней истерика приключилась.
Сейчас она отказывается с кем-либо разговаривать, поэтому вам лучше уйти.
– Я не из газеты.
Олеся недоверчиво улыбнулась:
– Да? Одна девушка к нам сегодня утром пыталась прорваться в
квартиру, позвонила в дверь и сообщила: «Из домоуправления, проверяем газовые
трубы». Я впустила, а она фотоаппарат вытащила, еле ее вытолкала. Так что
извините. Ксюша никого видеть не желает, уходите.
– Я правда не журналистка, у меня пропала подруга, Аня, а
Ксюша может помочь ее найти.
Олеся подошла к лестнице.
– То есть вы не по поводу той несчастной?
– С одной стороны – да, с другой – нет, если позволите, я
попытаюсь объяснить.
Олеся привалилась к перилам:
– Ну, попробуйте.
В квартиру к Ксении я попала примерно через полчаса.
Олеся поставила сумку в прихожей на стул и крикнула:
– Ксюня, выйди!
