Митя испытал приступ всепоглощающей радости. Дождался!
Анечка жива! Господи, вот счастье.
Неожиданно старик замолчал.
– Дальше-то что было, – торопил его
заинтригованный Антон, – почему бумаги у вас остались? Почему Сирена
Львовна их не забрала?
Только что бодро описывающий события Митрич начал
нечленораздельно бубнить:
– Так времена были коммунистические, страшные, в дворянском
происхождении не признавались, вот и остались у меня документы, да-с, храню их
для Анечки и дочери ее, Сиреночки, имя-то ей в честь матери Андрюши дали.
– И вы больше никогда не видели Аню? – воскликнул
Антон, которого история потрясла до глубины души.
Митрич закашлялся.
– Приезжала она ко мне, – наконец вымолвил
он, – раза два-три в год являлась, на могилках плакала, меня благодарила.
– Она же вдовой была?
– Да, умер Андрюша, друг мой сердечный.
– Почему же вы не поженились?
Митрич вскинул на Антона неожиданно яркие, совсем не
поблекшие от времени глаза.
– Аня Андрея и после его кончины любила, меня же братом
считала, я и не предлагал ей супружество. Жизнь наша так сложилась, переехало
ее колесом, измяло. Ты, парень, вот что… Сделай мне доброе дело. Старый я
совсем стал, ума не растерял, а телом слаб. Есть у меня адрес Сирены, только
мне не доехать. Окажи божескую милость, поезжай к ней, денег на дорогу я тебе
дам… Скажи… пусть заберет все да перепрячет. Не ровен час, я умру, а вороны уже
тут, кружат, в стаю сбиваются…
Антон с жалостью покосился на Митрича, похоже, все-таки у
него беда с головой. Какие вороны, при чем тут стая?
Но Митрич мгновенно понял мысли Крокова.
– Я еще не выжил из ума, – сердито сказал
он, – помнишь, говорил тебе про Павла, брата Ивана Сергеевича, ирода,
который своих же убил? К большевикам он подался, до больших вершин дослужился,
посты высокие занимал. Уж не знаю, как ему удалось дворянское происхождение
скрыть… Слава богу, ко мне он не наезжал. Небось не догадался, что семейная
история в двух шагах от пепелища спрятана. Впрочем, меня он лишь ребенком
видел. А вот теперь хочет все отнять, приезжали…
– Господь с вами, – замахал руками Антон, –
он же не Вечный Жид! Сколько лет Павлу? Двести? Умер давно ваш враг.
– Ясное дело, преставился, – сердито заявил
Митрич, – а вот семя его гадючье сюда заявилась.
– Да ну?
– Вот тебе и ну, – рассердился старый
доктор, – прихожу в склеп, смотрю, чужая бабенка тряпкой по надгробию
елозит…
Естественно, Митрич устроил ей допрос с пристрастием, но она
не испугалась, а спокойно заявила:
– Тут мои кровные родственники похоронены, близкие
люди, прабабка, прадед и другие. Отца моего Дмитрием звали, деда Павлом
Сергеевичем, я же Лариса Дмитриевна Глебкина, прямой потомок древнего рода.
Теперь свое происхождение, слава богу, можно не скрывать.
В первый момент Митя испытал огромное желание выгнать вон
ту, в чьих жилах течет кровь убийцы Ивана Сергеевича и его жены, но потом,
сделав над собой огромное усилие, он спросил:
– Откуда же вы узнали про склеп? Неужто ваш дедушка
жив?
– Павел Сергеевич давно умер, – ответила
Лариса, – я с ним и знакома никогда не была, а о семейной могиле мне
рассказала Сирена Львовна, мы с ней, похоже, одни из Глебкиных остались. Хотя,
по сути, только я фамилию сохранила. Родители Сирены-то испугались и взяли
фамилию Кацман.
Митрич только хлопал глазами. Ну, Сирена, зачем же она
выболтала все врагам? Или Аня не рассказала ей, что к чему? Лариса Дмитриевна
очень не понравилась Мите. В особенности его испугало то, что она явно хотела
остаться в склепе одна, под разными предлогами пытаясь выпроводить оттуда
старика, но тот упорно не уходил, пока она не уехала.
– Ты поезжай к Сирене, – просил Митрич, –
расскажи ей все про Павла, небось Анечка, светлая душа, не поставила в свое
время дочь в известность. Предупреди, что эта Лариса тут рыщет, пусть Сиреночка
у меня все заберет и в надежное место спрячет. Всю жизнь стерег, а теперь
устал.
Антон выполнил просьбу старика. В ближайший же выходной он
поехал в Москву, держа в руках бумажку с адресом. Квартиру открыла хмурая
девочка и мрачно сообщила:
– Сирена Львовна умерла две недели тому назад.
– А вы ей кто? – робко спросил Антон.
Девчонка окинула его взглядом и ответила вопросом на вопрос.
– А вам чего надо?
– Вот, – сбивчиво начал объяснять Кроков, – я
приехал из Змеиной Горки, ваш адрес мне дал Дмитрий Дмитриевич Иванов, он
Сирене Львовне родственником приходится, дальним, сказал, что я…
– У нас не гостиница, – злобно гаркнула
девица, – ступайте прочь! Если денег нет, могли на вокзале переночевать,
чего сюда приперлись? Сирена Львовна на кладбище, туда и проситесь пожить.
Дверь с треском захлопнулась. Антон не рискнул позвонить еще
раз и отправился восвояси. По дороге он и так и этак прикидывал, каким образом
сообщить старику о смерти Сирены, но ничего путного не придумал. Чтобы оттянуть
начало тяжелого разговора, Антон, добравшись до райцентра, сходил в кино,
потом, пошлявшись по местному рынку, купил себе рубашку и только вечером
заявился в Змеиную Горку.
В окнах избушки света не было. Антон, проживший около
Митрича пару недель, знал, что старик полуночник, любит читать почти до утра, и
удивился. Войдя в дом, он обнаружил старого доктора за столом, Митрич сидел
спиной к двери, уронив голову на альбом с дорогими его сердцу фотографиями.
Смерть была милостива к нему, забрала его сразу, не мучая.
Кроков похоронил старика в родовом склепе Глебкиных. Местные
власти, призванные следить за порядком на старом сельском кладбище, сначала
было заартачились, но, получив взятку, мигом закрыли глаза на нарушение. Антон
же рассудил так: Митенька считал себя родней Глебкиных, пусть лежит вместе с
ними. Ларису Дмитриевну он разыскивать не стал, памятуя о том, что Митрич
считал ее вражеским отребьем. Фотографии и документы семьи Глебкиных забрал
себе. После смерти Митрича архив был обречен на уничтожение. Наследников у
бездетного старика не имелось, ценностей в избе не было, фотографии бы мигом
сволокли на помойку.
