Я задрала голову вверх и присвистнула. Прямо перед нами
высился огромный, метра два в высоту, гранитный пьедестал, из него вздымался
ввысь бронзовый торс мужчины, на шее его блестела толстая цепь, выкрашенная
золотой краской.
– Это кто? – попятилась я.
Ника скривилась:
– Из братков. Вон там видишь у подножия руль? Это
деталь его любимого «мерса». Жуткое зрелище!
– Да уж, – поежилась я, – впечатляет.
– Жаль Леокадию Михайловну, – вздохнула Ника.
– Это кто?
– Тут раньше могилка Фирсовой была, – объяснила
моя спутница, – совсем заброшенная, видно, родственников не осталось, а
кладбищенское начальство как докумекает, что покойничек без призора остался,
мигом место продает. И вот вместо Леокадии имеем это бронзово-гранитное чучело
в честь некоего криминального авторитета, павшего на тропе разборок. Мы пришли.
Я оглядела маленькую, ухоженную могилку. Вокруг слегка
покосившегося цоколя росли цветы. Три ступеньки из белого мрамора вели к
скульптуре плачущего ангела. Внизу была прикреплена табличка «Одоевцева Марфа
1900–1911 гг. Помолись за нас у престола Господа».
– Иди, бери свой подорожник, – подтолкнула меня
Ника.
Я, продолжая светить перед собой фонариком, присела возле
цоколя и воскликнула:
– Надо же, столько лет прошло, а за захоронением, похоже,
ухаживают! Неужели до сих пор помнят? Ведь родителей девочки давным-давно на
свете нет.
Ника вздохнула:
– Это я могилку в порядок привела, что-то мне эту Марфу
жаль стало. И ведь наградила она меня.
– Кто? – подскочила я.
– Да девочка, – Ника ткнула грязным пальцем в
белого мраморного ангела.
Я стала быстро выщипывать из травы, росшей по бокам могилы,
листочки подорожника. Ну вот, меня стыдила, а сама не лучше. Каким образом
покойница может кого-то наградить?
– Смотри, – продолжала Ника и медленно повернула
одну из железных бомбошек, украшавших ажурную ограду.
Послышался легкий шорох. Фигурка ангела тихонечко отъехала
влево. Я изумилась до крайности. Тайник! Ника с гордостью посмотрела на меня.
– Говорила же тебе, что старые могилы таят в себе
подчас такие секреты! И ведь почти сто лет прошло, а механизм работает словно
новенький, умели люди раньше делать, не то что сейчас. Я купила тут недавно
диван, триста баксов отдала. И что ты думаешь? Он спустя неделю раскладываться
перестал. А ведь тем, кто его склепал, небось известно было, что люди их
творение открывать-закрывать станут. м, пожалуйста, напортачили, а тут шурует,
как часы.
– И что же там лежало?
– Ну, в общем-то не слишком нужная в наше время вещь,
но мне пригодилась, – улыбнулась Ника, – ящичек железный, набитый
царскими бумажными деньгами. Я их нумизматам хорошо продала. Знаешь, кое-кто из
наших предков использовал могилы родственников в качестве сейфа. Дома богатство
хранить боялись, вдруг пожар или воры влезут, а на погосте милое дело нычку держать.
Люди в прежние годы в бога верили, редко кто в склеп полезть решался!
Я хотела напомнить Нике, что почти все египетские пирамиды
достались современным ученым разграбленными. Вера в господа не останавливала
воров. Жадность, как правило, побеждает страх. Кое-кто предпочитает иметь
незаконную звонкую монету на этом свете, полагая, что наказания на том можно
вполне избежать. Но, глянув на Нику, я проглотила фразу.
– Насобирала? – воскликнула представительница
семьи «червей». – Тогда топай домой. Давай выведу за ворота, не ровен час,
еще на кого из наших нарвешься.
Домой я прирулила, зевая так, что трещали челюсти. Не знаю,
как вам, а мне просто необходимо спать как минимум десять часов в сутки. И
вообще, я самая настоящая сова, но переделанная в жаворонка, всю жизнь
вскакивающая волею судьбы очень рано. Жалкая птичка, которой нужно хлопать
крылышками за зарплату. Нет, неправильно, я не сова, я помесь ночной хищницы с
певцом утра, потому что охотнее всего бы укладывалась под уютное, мягкое
одеяльце в девять вечера, а вылезала бы оттуда к полудню. Я очень, очень, очень
люблю поспать, но жизнь складывается таким образом, что раньше чем в час ночи
до кровати не добраться, а в семь утра уже трезвонит будильник.
Борясь с желанием мгновенно шлепнуться на подушку, я сварила
зелье и нырнула в кровать. Только голова уютно устроилась на подушке, глаза
закрылись, как: «Тр-р-р-р!» – заорал будильник. Я рывком села и толкнула Олега.
– Вставай.
– Да, спасибо. Хр-р-р…
– Немедленно вылезай.
– Я уже в ванной. Хр-р-р…
– Опоздаешь.
– Да, да. Хр-р-р…
Разозлившись, я со всего размаха пнула Куприна пяткой. Муж
сел и потряс головой.
– Который час?
– Семь.
– Да, действительно пора.
Зевая и охая, супруг начал нашаривать тапочки. Я вновь
умостилась под одеялом. Могу еще немного подремать, но тут начавшие было
закрываться глаза натолкнулись на кружечку, прикрытую крышкой, и весь сон мигом
слетел с меня.
Вскочив на ноги, я схватила емкость с зельем и понеслась в
ванную комнату. Куприн с самым несчастным видом водил по лицу бритвой. Я сунула
ему кружечку:
– Пей.
– Зачем?
– Надо.
– Это что?
– Ну… очень полезно! Витамины!
Олег отложил в сторону станок.
– Не хочу.
– Почему? Это вкусно.
– Противно выглядит.
– Очень прошу, ради меня.
– Там волосы плавают.
– Где?
– Вон, видишь?
– Ерунда, глотай.
– Ни за что!
Я посмотрела Олегу в глаза.
– Ты меня любишь?
– Ну… в общем… думаю… конечно.
– Тогда пей.
Куприн скривился, потом тяжело вздохнул и опрокинул одним
махом в себя зелье. Я, затаив дыхание, смотрела на мужа. И нтересно, результат
будет мгновенным или «лекарство» подействует лишь к вечеру?
Лицо Олега неожиданно вытянулось, глаза начали вылезать из
орбит. Я испугалась, что он сейчас выплюнет снадобье, на приготовление которого
было истрачено столько сил, и ткнула супруга под ребра.
