Привидению врать нельзя. Оно живет в параллельном мире,
великолепно умеет читать наши мысли и страшно обозлится, поняв, что я вожу его
за нос. Конечно, не очень приятно рассказывать незнакомому призраку про измену
мужа, но, с другой стороны, что делать?
Кое-как я попыталась объяснить мертвой Елене Ларской суть
проблемы, а под конец, чтобы сделать ей приятное, льстиво воскликнула:
– Вы чудесно выглядите! Ей-богу! Просто изумительно
сохранились, приятно посмотреть. Бледноваты, правда, но это ерунда. Впрочем,
если хотите, я могу оставить вам свою сумочку с косметикой, там и зеркальце
есть. Будете слегка подкрашиваться перед выходом с того света…
– Ну и дура же ты, – с укоризной заметило
привидение, – или совсем от страха голову потеряла.
Потом фантом протянул мне руку.
– Давай вставай, трава сырая, ща цистит получишь, потом
всю жизнь будешь мучиться. Я вот застудилась, теперь постоянно фурадонин пью, а
меня от него тошнит, прямо мрак!
Я машинально вцепилась в узкую, шершавую, теплую ладонь и
воскликнула:
– Ты живая!
– Во, блин, – вздохнула девица, – до чего у
человека мозги отшибить может. Смешно прям. Нет, ты точно дура! В заговоры
веришь, за травой приперлась, призрака испугалась, вообще без соображения. Тебя
в детстве головушкой об асфальт не роняли?
Я встала на ноги, доплелась до скамейки, плюхнулась на
щелястую деревяшку и в полном изнеможении спросила:
– Ты кто?
– Ника, – ответил бывший призрак,
ухмыляясь, – скажи спасибо, что Толика не позвала, что-то меня удержало.
Сначала-то я подумала: ты на Кузьмича работаешь и на нашу территорию вперлась.
Толян бы с тобой разобрался! Он лишний раз говорить не станет, сначала шею свернет,
а потом соображать будет, зачем это сделал. На всю башку отмороженный, сама его
побаиваюсь!
– Ты работаешь на кладбище? – изумилась я. –
Кем?
– Черви мы.
– Кто?!
Ника вытащила сигареты.
– Хочешь?
– Нет, – покачала я головой.
Девушка опустилась около меня на скамеечку, с наслаждением
затянулась и бойко стала рассказывать. Я лишь удивлялась, слушая ее историю.
Чем только люди в этой жизни не занимаются!
Глава 17
Оказывается, все московские кладбища давным-давно поделены
между «червями». Так называются люди, посвятившие себя поиску сокровищ. «Какие
же богатства могут лежать в могилах? – с удивлением воскликнете вы. –
К гробу багажник не приделаешь, золото, бриллианты и деньги усопшему на том
свете не нужны, там иные ценности». Лично я до сих пор придерживалась этой
точки зрения и оказалась совершенно не права.
Ника объяснила, что очень многие покойники отправляются в
безвозвратное путешествие «упакованными» по полной программе. На женщин
надевают драгоценности, мужчинам в карманы кладут портсигары, табакерки. Да
мало ли что может найтись в могиле: запонки с бриллиантами, галстучные зажимы
из платины, часы…
Работа «червя» опасна и кропотлива. Сначала он по книге
захоронений выбирает самое, на его взгляд, подходящее захоронение. Бесполезно
вскрывать могилу нищего, там ничего, кроме костей, нет. А вот единственная дочь
богатого купца скорей всего окажется окружена интересными вещами. Даже если в
гробу и не найдется изделий из драгоценных камней, то скорей всего обнаружатся
молитвенник, Библия, игрушки. Страницы у книг, конечно, истлели, зато
сохранились обильно украшенные переплеты. За эти раритеты можно получить
приличную сумму.
В Москве имеется парочка антикварных салонов, торгующих
исключительно предметами из захоронений. Естественно, покупателю никто никогда
не скажет, откуда взялась на прилавке изящная серебряная безделица. м, конечно,
вещицу старательно привели в порядок. Когда покупатель начнет проявлять
излишнее любопытство и выяснять, кто до него владел портсигаром, то ему в конце
концов приведут милую, интеллигентную старушку, которая бойко расскажет историю
о покойном муже, хозяине безделицы, и своей крайней бедности, заставившей
продать реликвию.
«Черви» практически не трогают могилы, датированные годами
Советской власти, в те времена люди были бедными. А вот в последний приют
братков лезут со спокойной совестью, там порой встречаются настоящие уникумы
типа нательных крестов из чистого золота весом в полкило или футляров для
мобильного аппарата, усыпанных бриллиантами. Правда, риск получить пулю в лоб
от обозленных родственников тоже велик, поэтому самой лакомой добычей «червя»
являются могилы прошлых веков, а их на наших кладбищах все меньше и меньше. Да
и погосты давным-давно поделены между руководителями искателей сокровищ, тех,
кто полез на чужую территорию, могут просто-напросто убить.
– Неужели тебе не страшно? – вырвалось у меня.
Ника пожала плечами:
– Привыкла. Тут главное – аккуратно действовать. Так
вскрыть могилу, чтобы снаружи все нетронутым выглядело. Это целая наука. Не
надо памятник ломать или цоколь бить. У нас инструменты специальные. Да тебе
это неинтересно. Иди рви свой подорожник. Только почему ты решила, что Елена
невинная девица? Знаешь эту семью?
– Нет, но вот видишь, на памятнике годы жизни
«1932–1955». Она всего-то тринадцать лет на белый свет любовалась, бедняжка.
Ника усмехнулась:
– Да уж. Могу посоветовать лишь одно: в следующий раз
бери на такое дело калькулятор. Елене было двадцать три, когда она умерла.
Я произвела в уме расчеты и чуть не заплакала от
разочарования.
– Не куксись, – сморщилась Ника, – ладно,
пошли.
– Куда? – шмыгнула я носом и поежилась от
пронизывающей сырости.
Днем солнце палит словно взбесившееся и в городе стоит
просто эфиопская жара, а ночью жутко холодно.
– На могилу невинной девицы, – спокойно сказала
Ника и вытолкала меня за ограду, – туда плюхай, влево и до забора.
– Ты знаешь, где тут погребен ребенок?
– Я здесь про всех почти все знаю, – ухмыльнулась
Ника, – вот тут Петр лежит, пил сильно и скончался в белой горячке, за ним
могилка Анфисы Фурфыной, она прожила долго, почти до девяноста дотянула, только
играла в карты и в нищете последние годы жила.
– Неужели?
Ника кивнула:
– В архивах бог знает что прочесть можно. Мне впору
книги об усопших писать. Вот сюда, за этот ужас заворачивай.
