Майор поднял стакан и выпил, можно было понять, что за бабушкину выдержку.
— А когда родился Мишка… Это стало совсем невыносимо. Первые пару лет Митя не обращал на него никакого внимания, и я практически не ревновал. Но потом произошло самое страшное — мой сын жутко привязался к моему брату. Сыновья редко так любят своих отцов. Все мои подарки, все мои ухищрения — все коту под хвост. Я ни в малейшей степени не мог его заинтересовать, как бы Светка ни подпихивала нас друг к другу. А Митька витал, болтал, не замечая, что творится у него под носом, и был счастлив и обожаем моим ребенком. Светка все время порывалась уйти ко мне, только я не давал ей этого сделать. Мишу пришлось отправить учиться в Англию, на нейтральную территорию, пусть поотвыкнет.
— Он звонил ему. Вашему брату.
Аскольд Сергеевич протянул руку в темноту и достал еще бутылку.
— Понимаю, это жуть, конечно, но с этим ничего уже нельзя было сделать. Все равно бы узнал. Света не сдержалась бы.
Аскольд Сергеевич медленно, задумчиво откупоривал бутылку, свинтил пробку, но не заметил и отрешенно все проворачивал и проворачивал пробку на горлышке.
Майор слушал этот цыплячий звук и радовался, что вокруг так темно и генералу не видно его лица. Всего пару часов назад, в самый разгар поисков тела Дира Сергеевича, унесенного потоком куда–то вниз по течению, до него дозвонилась Джоан и сообщила, что с Сережей все в порядке, что он у нее и очень этому рад и что она не собирается в ближайшее время никуда уезжать из России. А Тамара лежит в хорошей клинике и сладко спит под капельницей. Майор слушал пьяную исповедь старшего Мозгалева, и радость перемешивалась в его душе со стыдом: ну невозможно же, чтобы одному человеку было так хорошо, когда другому настолько плохо!
— Давай выпьем, Александр Иванович. Остается надеяться, что смерть его была безболезненной.
— Тонуть, говорят, не больно, — поддержал майор, пытаясь хотя бы чуть–чуть облегчить душевную ношу собеседника.
Выпили, закусили теплой фантой.
— Он ведь стрелял в меня, Александр Иванович, стрелял. Нет, ты не подумай, что я как–то хочу что–то смягчить, оправдаться. Просто горюю, до какой степени он меня не знал, своего родного брата. Он ведь всерьез думал, что шарахну ракетами по этим дуракам. На борту даже пистолета не было. Он так распушил перья, так разыгрался, что я решил его как следует щелкнуть по носу.
— А вы что, все знали?
Аскольд Сергеевич засмеялся, потом сразу же закашлялся:
— Ну конечно. Как думаешь, такой болтун и фанфарон, как Митя, мог скрыть столь замысловатую многофигурную композицию? Кроме того, у меня везде были свои люди. Его собственная секретарша Ника все мне исправно и толково докладывала. Когда подошел нужный момент, я связался с бритыми ребятами из мусульманской лиги, заплатил, они наняли вертолет. Изобразили все так, будто по своей инициативе сработали: придумали шутку с вертолетом — хотели, мол, отомстить тебе, Александр Иванович, за ту историю на Цветном бульваре. И Митя загорелся. Для него в жизни главное — всем доказать, что он умнее всех. И не подумал: ищешь врага — загляни в себя. Джовдет и Абдулла закинули сюда и кузенов этих шальных, Рустем помог спрятать их до времени. В общем, все это было довольно просто. На удивление просто. Только кончилось плохо. Я–то хотел как? В тот самый момент, когда все планы Дира обрушатся, когда он узнает основные тайны своей семейки, когда весь мир его пойдет кувырком, — тут и являюсь я, генерал из вертолета, как последний аккорд. Беру его за ушко да на солнышко. И спрашиваю: «Ну что, братишка?» Искусственный семейный кризис, а дальше — как получится, зато без вранья. Возможно, мы бы разбежались до конца дней, но это все равно лучше того, что у нас было. Справедливо! Но уж смерти его я не хотел, поверь.
— Верю, — сказал майор.
Вместо эпилога
Нестор Кляев и Тахир добрались до большой научной земли, и их доклад произвел фурор в самых серьезных академических кругах. Оказалось — они нашли на стенах пещеры не окаменевший мышиный помет, а самые настоящие следы древнейшего, кажется, рунического письма. Нестор Икарович весьма и весьма подчистил ауру своей научной репутации назло узколобым и близоруким коллегам, неоднократно высмеивавшим его из–за предыдущих афер. Тахир засел за написание диссертации, оказалось, что к моменту знакомства с Кляевым у него уже был диплом солидного истфака. Мужественный брат Рустем совершенно напрасно считал его недоумком.
Женщины, связанные по жизни с Диром Сергеевичем, по–разному пережили его кончину.
Клавдия Владимировна вскоре захворала и умерла. Впрочем, тут мог сказаться просто–напросто весьма преклонный ее возраст.
Марина Валерьевна три дня не выходила на работу, пила и рыдала дома. Мало кому было известно, что шеф–самодур был предметом ее сильной, длительной страсти. И производственные их сражения, на самом деле были видом изощренной любовной игры. Став главным редактором «Формозы», она тут же изгнала вульгарную Наташу номер два. Но той каким–то образом удалось овладеть роковой квартирой в Братеево.
Для Светланы Владимировны ударом явилась не гибель Дира Сергеевича, а открытие, что Аскольд Сергеевич ни в коем случае не собирается узаконивать свои отношения с ней, и единственное, о чем мечтает и за что готов и дальше платить деньги, так это за право регулярно видеться с сыном Михаилом. Денег, судя по всему, придется платить много, потому что сын отнюдь об этих встречах не грезит, и к природному отцу искренне равнодушен. Так что, когда Светлана Владимировна говорит, что встречу устроить трудно, она не врет.
Как к этой истории отнеслась Алевтина Ниловна Кусачкина, сказать трудно.
Тетя Луша и тетя Таня, те, что с Приколотного, поминая Дира Сергеевича, в один голос жалели, что такой человек пошел в горы, а там «втоп и вмэр». И все родственники разделяли их мнение. Еще бы, и за лук деньги отдал с запасом, и на билеты дал. Кроме того, тетки сумели толкнуть свой лук оптовику на Дорогомиловском рынке по доброй цене. Так что вообще получилась у них не просто поездка в Москву, а чудо какое–то!
