— Да ладно! — свирепо фыркнул Кастуев. — Свяжем сейчас, ствол ко лбу — и он все отменит. Он же кретин, Саша, так никто не делает. Он взял твоего сына, но и сам наш заложник. Небось себя–то он любит. Да если нажать…
Патолин схватил Кастуева за предплечье, словно пытаясь погасить пораженческие настроения, и высказал свою точку зрения:
— На самом деле для нас ничего не изменилось с этим звонком. Я имею в виду, мы можем продолжать то, что начали. Шоу пойдет своим чередом. Мы не подадим виду Диру, что все знаем. Вечером Бобер постреляет, все тут же снимемся — и домой, у него не будет никаких оснований вредить мальчику. А если его схватить и начать прессовать, то, может, у него есть какой–то особый сигнал для тех, кто похитил…
— Ты как–то очень уж озабочен тем, чтобы мы не навредили Диру, не обидели его.
— Юрий Аркадьевич, не говорите ерунды! Не хватает нам теперь друг друга подозревать!
Майор сидел неподвижно, тупо уставившись в камень под ногами. Он был не в состоянии свести в единую картину происходящие события, и это его совершенно обескровливало.
5
— Хорошо, что ты мне все рассказал, Коська. — Дир Сергеевич сорвал черные окуляры с лица, маленькие, некрасивые глаза его сияли. — Не мрачней, дружище. Никого ты не предал, никому непоправимо не навредил. Думаешь, я до твоего признания ничего не знал? Ну за кого ты меня принимаешь? И вообще, как это наши умники рассчитывали провести втайне такую громоздкую операцию? Это же почти как высадка на Луну. Даже у американцев ничего не получилось, все теперь знают, что не было никакого Армстронга, а был Кубрик и Голливуд. — Дир Сергеевич снова нацепил очки и сделался серьезнее и отрешеннее. — И вторая, а может, первая их ошибка, я имею в виду майора и его бобиков: они поверили, что я кровожадный маньяк. Видимо, я был все же очень убедителен в своих речугах, они затрепетали, гуманисты хреновы, была целая борьба, они мешали, изобретательно мешали мне и под конец, когда я сам приехал проконтролировать дело, решили путем ловкой, как им кажется, инсценировки не допустить страшного кровопролития, которого я, по их убогому мнению, страшно жажду. Это до какой степени надо не разбираться в людях, чтобы всерьез во все это поверить! Майор — кретин, это очевидно. Кретин, начисто лишенный какого бы то ни было артистизма и воображения. Кровожадность моя чисто условного характера. Да, я мечтал, чтобы кто–нибудь грохнул по хохлам или по полякам в Ираке или Афгане, чтобы бушевы союзнички умылись кровушкой, но при этом, конечно же, я хотел, чтобы никто не погиб. Понимаешь мысли изгиб?
— Так, значит, ты не собирался…
— Ну конечно! — Дир Сергеевич радостно хлопнул себя по ляжкам. — Я просто хотел бы произвести впечатление на самодовольную малороссийскую аудиторию. С помощью жуткого телесюжета. Такую пленку покажут, обязательно покажут по телевизору или хотя бы разместят в интернете. Будет шок, паника, на два дня, на три, потом все, конечно, разоблачат, и черт с ним! Зато и Украина, и Россия переживут вживе это событие. Все будет абсолютно по–настоящему, только без настоящих смертей. Какова выдумка, а? Сложно, но гениально!
Кривоплясов расслабленно улыбался. Глаза его увлажнились чуть не до слез. Он испытывал огромное облегчение.
— Конечно, никто не будет убит, но я хочу, чтобы майор и майорские ребята наложили в штаны. Поэтому выстрелы будут. Я нанял вертолет с боекомплектом. Дорого, но надо. Он прилетит уже через час–полтора. Они–то, Елагин с бандой, ждут вечера для своей инсценировки, а тут среди бела дня — такая фигня! Парочка ракет впритирку с «блокпостом», много шума, очень много, и много бледных от ужаса рож.
— Рискованно.
— Ничего не рискованно. Все под контролем, у меня прямое радио с пилотом, ему обещан хороший бакшиш по окончании праздника. Скандала никакого не будет, я же знаю, что до границы тут несколько еще десятков кэмэ. Маленький бордельеро с фейерверком. Что опять загрустил? Никто не пострадает. Посмотри на меня: разве я способен убить? Ты ж меня тридцать лет знаешь!
— Двадцать.
— Да, этого мало. Так вот, воткнуть какую–нибудь пакость в чье–нибудь самодовольное рыло — это я да. А так… Только официанток не люблю, особенно провинциальных, и их родственников.
— Что–что?
— Пойдем чего–нибудь съедим, — беззаботно махнул рукой Дир Сергеевич. — Надеюсь, ты меня не сдашь? Ладно, шучу.
6
«Наследник» вступил на территорию «штаба» в отличном расположении духа, походкой приплывшего с Эльбы Наполеона, то есть в уверенном ожидании наступающих успехов. Кривоплясов тащился за ним с виноватой улыбкой, он знал, что прав, но, несмотря на это, ему было совестно. Майора, с его сумасшедшими подозрениями, нельзя было не обмануть, но от этого обман не сделался для бывшего издателя приятным делом.
— Господа, мы как–никак на Востоке! — громко воскликнул Дир Сергеевич. — Но я не наблюдаю никакого гостеприимства!
Кастуев с Патолиным смотрели на него коровьим, непонимающим взглядом. Майор и Рыбак вообще отвернулись, занятые перевариванием своих тяжких дум.
— Что смотрите? Где плов и всякое такое, хурма–бастурма или как оно тут называется? Где барашки–фисташки хотя бы, а?
— Вы хотите поесть? — спросил наконец самый молодой.
— Конечно. Только не говорите, что питаетесь всухомятку, чтобы дымом костра не пугать наших геополитических противников на той стороне речки.
— Да, — немного неуместно кивнул Патолин.
— Что — «да»?
— Сухомятка, Дир Сергеевич. Костров не жжем.
Кастуев нырнул в ближайшую пещеру, вышел оттуда с консервной банкой и отнюдь не консервным ножом. Одним движением вспорол крышку. Воткнул нож в тушенку и передал шефу. Вместо хлеба полагались галеты.
— С хлебом тут тоже проблемы.
Дир Сергеевич притворно покачал головой:
— Ай–яй–яй! Благородные мстители практически голодают, а эти предатели славянства принимают ванны из апельсинового сока. И всего лишь в трехстах метрах отсюда. Коська, иди сюда! Бери нож и иди.
Лицо друга мучительно исказилось, он, извиняясь, развел руками и, встав на четвереньки, пополз в глубь меньшей пещеры. Ему невыносимо было оставаться под вопросительными взглядами майора и его людей.
— Сок и у нас есть, — сказал Кастуев.
Дир Сергеевич не обратил внимания на его слова. Выколупнул из банки кусок мяса, не удержал на кончике ножа, добыл второй, пожевал, но проглотить не смог. Подошел к брустверу и выплюнул в сторону «блокпоста». Нервный организм не принимал пищи. Дир Сергеевич поставил банку на камень, положил рядом нож и припал к «перископу», словно затем, чтобы проверить, какое действие произвел в стане врага его плевок.
— У–у, как интересно!
Все, кто находился на каменном пятачке, напряженно смотрели ему в спину. Кастуев и Патолин быстро переглянулись. Они ждали вопроса: «А кто это?» Вдруг этот диковатый Василь не подчинился приказу, вдруг «там» не вполне поняли приказ и этот упертый хлопец демонстративно бродит сейчас перед вооруженным взором «наследника», обрушивая весь сложнейший замысел? С другой стороны, если этот дурень действительно вылезет на первый план, все может обернуться и к лучшему. Бог с ним, со спектаклем. Вся вытканная с ненормальным тщанием пелена сама собой рассеется. Наверно, будет много крику, но и громадное облегчение. Уже не надо будет притворяться. Да, сын майора. Но вряд ли Дир навредит ему, в этом уже не будет никакого смысла.
