— Оно же не мне.
— Прочтите. И сами решайте, везти его в Москву или нет.
Роман Миронович, как и все люди его профессии, особой щепетильностью не отличался, приходилось и подсматривать, и выкрадывать чужие бумаги по долгу работы, но сейчас ему стало как–то непрофессионально на душе.
— Вы считаете, что мне нужно прочитать это?
— Я не хочу одна брать грех на душу.
Роман Миронович взял в руки конверт, повертел его в руках, потом кинулся к кофе — все–таки легальная отсрочка принятия решения.
— Хорошо, я прочту. Но вы дадите мне слово, что никто не узнает, что я это читал.
Регина Станиславовна вдруг хмыкнула:
— Вы слышали сами, что только что сказали?
— Я всегда говорю то, что хотел сказать. Обещайте!
— Странно. Вы, насколько я могу понять, что–то вроде адвоката…
— Я курьер. Гонец. Гонцу с плохой вестью отрубают голову. Здесь, — он потряс конвертом, — плохая весть?
— Прочтите и узнаете. Повторяю, я не хочу брать грех на душу одна. Мама не успела перед смертью дать распоряжение, как поступить с этим. Мне обидно за нее, за то, что с ней сделали, но я не знаю, имею ли я право так уж мстить.
Роман Миронович вздохнул и открыл незапечатанный конверт.
Москва
1
Майор Елагин спускался по Столешникову переулку в сторону Петровки в прохладном полумраке московского вечера. Слева и справа витрины изливали разноцветный свет на мокрую брусчатку, заставляя тускло переливаться ее камни почти полудрагоценным блеском. Ему предстояла встреча, на организацию которой ушла не одна неделя. Все контакты «Стройинжиниринга» в верхах до такой степени оказались заверстаны лично на Аскольда Сергеевича, что обойти эту схему было чрезвычайно трудно. Узнать, что могло произойти с главой фирмы, можно было, только разгласив для начала, что с ним что–то произошло. Получался замкнутый круг. Кажется, теперь эта ситуация преодолена.
Елагин волновался. Он хотел ясности в этом деле — и боялся ее. Ясность могла оказаться и ошеломляющей, и отвратительной. Может статься, что все эти недели он, начальник службы безопасности, валял ерунду или вообще предавался преступной халатности.
Переулок кончился, майор остановился на берегу Петровки, глядя на здание Сената, возвышавшееся на той стороне. Один влиятельный господин из этого учреждения согласился помочь тайным поискам главы «Стройинжиниринга». Майор глубоко вдохнул и медленно выдохнул сырой, холодный воздух. и услышал сбоку громкий шепот:
— Александр Иваныч!
Повернул голову. Справа от него стояла низенькая легковушка, а за ней виднелся солидный, весь переливающийся от светящихся капель на шкуре «лендкрузер». Задняя дверца приоткрыта, откуда виднелась подманивающая рука.
Майор подошел, расстраиваясь по дороге. Заглянул внутрь, и настроение у него окончательно испортилось. Да, это был господин сенатор, но способ его действий был слишком уж негосударственного уровня.
— Садитесь, Александр Иваныч, покатаемся.
То есть его, представителя фирмы «Стройинжиниринг», не хотят принимать официальным образом в именном кабинете. Неужели история до такой степени перепачкана? Кровью? Но ехать необходимо.
— Здравствуйте! — сенатор пожал руку майора. Ладонь у него была узкая, жесткая, сухая. Внутри стальной кареты пахло хорошим табаком и стильным парфюмом.
Тронулись по Петровке, остановились в короткой пробке между ремонтирующимися зданиями ЦУМа и Большого театра. Водитель включил музыку.
Майор молчал.
Сенатор набивал трубку так, словно набивал себе цену, хотя все финансовые расчеты по оплате его услуг были уже произведены.
— Вот что я вам должен сказать, Александр Иваныч… Вы извините, я курю в машине, это вам никак?
— Никак.
— По моей просьбе этим занимались очень серьезные люди, из трех очень серьезных ведомств.
— Понимаю.
— Вам может показаться, что я… В общем, бывает так, что большая проделанная работа выглядит так, словно никто даже пальцем не пошевелил. Вы меня понимаете?
— Нет.
Сенатор сильно затянулся:
— Ладно, не буду расписывать, сколько всего мне пришлось совершить, предпринять, на чем и где настаивать, кого просить… Сразу — результат. Ни одна официальная структура в Киеве ничего не знает о местопребывании Аскольда Сергеевича Мозгалева, ничего не знает о том, что с ним могло случиться на территории Украины. Обман с их стороны я в данном случае исключаю. В других случаях они сколько угодно врут, а здесь я исключаю. Вы меня понимаете?
— Мне одно неясно: как это понять?
— Что?
— Ни одна структура на Украине ничего не знает. Как это понять? Ведь Аскольд Сергеевич поехал именно на Украину, с ним были люди, они видели, как он входил в министерство финансов, в Министерство внутренних дел… Криминальные каналы мы проверили с самого начала. Как все это понять?
Салон наполнился дымом до такой степени, что заглушил собой запах дорогого одеколона. Сенатор закашлялся. Ему явно было неловко.
— Мне не хотелось бы вас… но, с другой стороны, вы служба безопасности. По моему мнению, если только Аскольд Сергеевич действительно добрался до Киева, — а вы утверждаете, что так оно и есть, — то его уже нет в живых. Сами рассудите, просто так никто никого не похищает, ради развлечения. Аскольд Сергеевич не молоденькая девочка в черных колготках, чтобы приманить рядового маньяка. Он богатый человек, самое интересное в нем — его деньги. Правильно? Если хотите, можете разрабатывать версию с инопланетянами.
— Мы не будем разрабатывать версию с инопланетянами.
Сенатор опять втянул длинную порцию питательного дыма:
— Ко мне, надеюсь, претензий нет. Вы мне верите?
— Я вам верю.
— Не письменный же отчет мне вам предоставлять.
— Не надо. До свидания.
Майор открыл дверцу машины и выскочил в начавшийся мокрый снегопад. Ему надо было подумать, это лучше у него получалось в движении. Сенатор что–то крикнул ему вслед, но это уже не имело значения. Майор поверил сенатору. Нет, разумеется, надо было иметь в виду, что избранник малого сибирского народа мог просто его кинуть — в манере нынешнего обнаглевшего чиновничества, когда взятки берут, а просьб и не думают выполнять, но чутье подсказывало: этот старался.
Но что тогда? Что, если правда старший Мозгалев мертв? Как это влияет на течение дел? Интересно, знает ли об этом «наследник»? Догадывается ли, если не знает?
Майор попытался восстановить в памяти картину поведения «наследника» в последнее время. Резкий перепад в настроении младшего брата мог бы означать реакцию на смерть старшего. Нет, это ложный путь. Поведение Дира Сергеевича скорее подчиняется перепадам его неврастении, а не реальному изменению ситуации.