— А для кого?
— Для скандала. Когда на человека обрушивается скандал, он перестает мечтать.
Тамара ехидно осклабилась в ответ на непонятную фразу.
— Занялся работорговлей?
Майор снова закрыл глаза и дернул губой и ноздрей, мол, думай, что хочешь. Зря сказал, зря!
— Работаешь сводней, Саша? А какого вокруг сиреневого тумана напустил. Служба безопасности, фирма солидная.
На эти слова сидящий на диване уже никак не отреагировал, можно было подумать, что уснул. Тамара, не получившая никакого удовольствия от втыкания своих мелких шпилек, спросила вдруг примирительно, а скорее просто для того, чтобы продолжить разговор:
— Ну хоть симпатичная?
— Кто?
— Девка эта?
— Как тебе сказать, на любителя. Вроде и ядреная, но и с каким–то надломом как бы. Мозги, конечно, где–то в районе задницы, но в моем сюжете это даже плюс. Думаю, у нее получится.
— Что получится?
— То, что я задумал. Пока она четко выполняет все мои указания. То есть всего одно: молчит. Ей, конечно, трудно, но — хочешь чего–то добиться — терпи.
Тамара радостно заерзала на своем стуле, опять появилась возможность применить колкость. Ей всегда было сладко как–нибудь уесть своего столь положительного мужа.
— Так ты ее под кого–то подложил, такая у тебя, значит, работа!
Елагин приоткрыл один глаз.
— Слушай, а чего ты сбежала от Джоан?
Тамара гордо насупилась.
— Просто сдуру? Ты же так рвалась в Америку.
— Нет, не сдуру. Надоело быть приживалкой. Гордость заела.
— А чем ты собираешься заниматься здесь?
— Мне кажется, ты меня пристроишь. Чтобы твой сын не голодал.
— Почему он так странно говорит?
Тамара посмотрела в сторону туалета, как будто оттуда должна была доноситься речь Сережи.
— Чего ты от меня хочешь, нормально говорит.
— Я не дозвонился до Джоан, но уверен — она расстроена. Наверняка, ты даже не попрощалась.
Раздалось ехидное хихиканье.
— Ах, она расстроилась! Врет она все, сама улыбается, а сама презирает. Или ненавидит.
— Заткнись! — сказал таким тоном, что открывшая было рот Тамара не произнесла больше ни звука. Елагин достал из кармана конверт и положил на подлокотник дивана. — Больше я сюда не приеду. За Сережей буду присылать машину. В удобное для меня время. И не вздумай что–нибудь выдумывать. У меня нет времени на игры. Я стал грубее и неразборчивее в приемах.
Из туалета раздался какой–то непонятный грохот в смеси с радостным мальчишеским воплем.
— Что там такое? — Тамара вскочила и бросилась на шум. Открыла дверь, закричала: — Саша, Саша! Нас заливает!
Проходя к выходу, Елагин негромко сказал:
— Вызови сантехника.
Когда дверь за ним захлопнулась, мокрая, кислая Тамара сказала, вытирая лицо неловкой рукой:
— Ну и что? Она к тебе все равно уже больше не вернется.
4
Дир Сергеевич тоже был в эти дни больше всего озабочен языковыми проблемами. Наташа молчала, вернее даже сказать — помалкивала, сообщая о своем отношении к происходящему равнодушным взглядом, удивленным поворотом головы, затаенным вздохом. Применяла практически всего лишь два слова: «угу» и «мабуть». «Да» и «может быть». Главный редактор, будучи большим поклонником старинного фильма «Кин–дза–дза», был в принципе не против того, чтобы все общение с красной девицей было построено на основе такой двоичной системы. Смущало, однако, что таким образом она разговаривала только с ним. Для других людей она порою не жалела слов. Он сам был невольным и незамеченным свидетелем нескольких жарких словесных схваток с участием Наташи. Один раз она схлестнулась с Ниной Ивановной на кухне, когда Дир Сергеевич находился в ванной и, по мнению Наташи, не мог ничего слышать. А он слышал, стоял полуодетый и наслаждался звуковой картиной поединка. Юная хозяйка против старой домоправительницы, живой, изобретательный суржик против надменного сленга высокопоставленной прислуги. Нина Ивановна была опрокинута и растоптана и удалилась, рыдая и неразборчиво сквернословя.
Дир Сергеевич радовался этой победе, как собственному успеху. Осваивается девочка, значит, собирается задержаться. Вьет эмоциональное гнездо.
Второй бой Наташа дала самой Марине Валерьевне в предбаннике «Формозы», куда вышла «подыхать», пока главный редактор чего–то там редактировал, срочное и коварное. Высоколобая редакционная матрона сама нарвалась. Наташа обратилась к ней с каким–то невинным вопросом, возможно немножко простецким и ребячливым, но натолкнулась на ледяную стену интеллектуального превосходства. Диканьковская официантка не поняла, чем именно ее задевают и опускают, но враждебность намерений улыбающейся «очкастой гадюки» определила однозначно. И, не раздумывая, врезала ей куда–то ниже пояса, да еще с применением своего коронного «гэканья». Марина Валерьевна потеряла дар речи и чуть не выронила авторучку, которую привычно вертела в пальцах. Присутствовавшая при стычке Ника уткнулась в несуществующие бумаги. Решила пока хранить нейтралитет, ее давно уже раздражала самоуверенность Марины Валерьевны, и можно было только порадоваться, что сверхначитанную тетку так грубо щелкнули по носу. но методы шефской пассии все же ее шокировали. Она придерживалась той точки зрения, что колоть можно хоть насмерть, лишь бы не летели брызги.
Когда Наташа с победоносным видом вернулась в кабинет, все отлично слышавший из приоткрытой двери Дир Сергеевич поинтересовался:
— Тебя обижали?
— Мабуть, — неопределенно произнесла Наташа.
Главного редактора эта история даже как бы вдохновила. Было что–то лестное в том, что носительница столь отбривающей манеры говорить в его присутствии теряет резкость речи, выглядит вполне прирученно. Как будто гуляешь по великосветскому балу с пантерой на поводке. Именно в таком вдохновенно приподнятом состоянии Дир Сергеевич принял наконец–то прорвавшегося к нему Рыбака.
— Ну что там?
Темное, усталое, разочарованное лицо, картофелина носа шевелится от напора сдерживаемых чувств.
— Катастрофа!
— Да что ты говоришь!
Лицо Романа Мироновича потемнело еще сильнее, нос сделался еще подвижнее.
— Мы, Дир Сергеевич, вышли на слишком солидных людей и отставили их слишком несолидным образом.
— Да, мне говорили. Исламская лига, как будто…
— Да, Исламская лига. Это очень серьезные, деловые люди. И после первой нашей встречи они решили, что мы тоже настроены очень серьезно.
— Так и было.
— Они уже провели некие подготовительные мероприятия, сделали определенные шаги.
