Дир Сергеевич почти мгновенно заснул. И ему осталось неведомо дальнейшее поведение Наташи. Поход в ванную, тайное путешествие на кухню к холодильнику. Два глотка «мартини» из горла. Две сигареты, выкуренные у приоткрытой форточки.
Встретились за завтраком. Дир Сергеевич шелестел газетой, стараясь делать вид, что ему в ней что–то интересно. Наташа сидела смирно, положив руки на колени и поводя туда–сюда глазами. В тарелках тихо дымилась овсянка. Буфетчица и кастелянша Нина Ивановна, еще довольно молодая женщина, наливала свежевыжатый апельсиновый сок в стаканы из красивого кувшина. Потом принесла поджаренный хлеб и мармелад.
— Почему ты ничего не ешь? — спросил заботливо, но и строго, главный редактор.
Наташа слегка улыбнулась, взяла ложку, поставила ее вертикально в тарелку с овсянкой и провернула ловкими пальцами вокруг оси. И покосилась застенчиво светящимся взором на Дира Сергеевича.
— Не нравится?
Излучая все тот же мягкий тихий свет, она отрицательно качнула головой. Так что на щеках ее медовым светом полыхнул легчайший девичий пух.
— А чего бы ты хотела?
Наташа плотоядно втянула воздух, приоткрыла рот в мгновенной задумчивости:
— Колбаски.
— Хочешь колбасы?
— И синеньких.
— Это что, а? баклажаны?
Наташа кивнула и потерла ладошки.
— Нина Ивановна!
Буфетчица с каменным лицом выслушала новый заказ. И тоном оскорбленного профессионала заявила, что «синеньких» придется подождать. Пока шофер сгоняет на рынок, пока они поджарятся…
— А что, у нас нет уже готовых?
— Что вы имеете в виду?
Дир Сергеевич шумно сломал газету и бросил руиной в центр огромного стола.
— Консервированных у нас нет баклажанов? Икры заморской, баклажанной, наконец. — Повернулся к Наташе. — Икру будешь?
Она сговорчиво кивнула.
Когда все заказанное было доставлено, Наташа начала сооружать бутерброд. Хлеб, колбаса, слой коричневой икры. Дир Сергеевич с интересом наблюдал за ней из–за приподнятой чашечки кофе. Наташа жевала, а он задавал ей вопросы.
— Тебе нравится здесь?
— Угу.
— Если хочешь, мы отсюда куда–нибудь переедем.
— Угу.
— Поедем сейчас, прокатимся по магазинам, да?
— Да.
Наташа облизнулась, как симпатичное животное, и опять что–то произошло с внутренностями главного редактора. Странно, думал он, девушка привлекательнее выглядит за столом, чем в постели.
Буфетчица, невольно и недовольно наблюдавшая всю сцену, наконец почувствовала, что не может не вмешаться. Она много тут перевидала «этих девок», бывали тут и совершенно шальные экземпляры, с внезапной нарколомкой, с драками и резаными венами, но почему–то эта прожорливая молчунья вызывала у нее особое раздражение. Ей было противно видеть, как этот дурачок с козлиной бородкой стремительно идет на дно столь пресноводного омута. Она обратилась в Диру Сергеевичу, передавая жалобу охранников. Якобы кто–то ночью курил у окна на кухне и швырял полыхающие окурки в форточку. Как в деревне.
Наташа набычилась и поджала губы, облизывая их кончиком языка.
— Все бы ничего, Дир Сергеевич, но под этим окном у нас стоят канистры из–под бензина. Пары… как бы не рвануло.
Чем дольше всматривалась буфетчица в лицо шефа, тем меньше в ней оставалось уверенности, что она поступила правильно, начав этот разговор.
— Я не курю, Нина Ивановна, вы это прекрасно знаете.
Наташа глянула в его сторону. Мужчина встал на ее защиту самым самозабвенным образом.
— Вы не курите, я знаю, но…
— Что «но», Нина Ивановна?
— Ничего, Дир Сергеевич, я…
— Вот именно — вы! Вы пойдете сейчас и уберете эти канистры в безопасное место. А я с сегодняшнего дня ввожу правило: все окурки в этом доме бросать исключительно в форточки!
3
Когда Елагин вошел в прихожую своей старенькой двухкомнатной квартирки, на шею ему с радостным визгом бросился Сережка. Тамара стояла в глубине коридора, смущенно потупившись.
— Ты что, меня обманула?
— Ты будто не рад нам.
— Я правда очень занят! Могла бы объяснить по–человечески, зачем было меня заманивать сюда запрещенным приемом?
— Я не заманивала, — обиделась Тамара, отворачиваясь к обшарпанной стене.
Елагин прошел внутрь квартиры, неся на руках изрядно отъевшегося на американских харчах сына.
— Ты никуда не пропадал, да?
— Нет, — радостно подтвердил тот, — я не пропадал. Я пошел гулять и заблудился. А потом подрался.
— Почему нет синяков?
Майор спрашивал не столько для того, чтобы получить информацию о боевом приключении сына, сколько для того, чтобы привыкнуть к его новому говору. Сергей говорил грамматически правильно, даже слишком правильно, чего не отмечалось ранее, но зато каждое слово было упаковано в тонкий слой неуловимого акцента.
Войдя в гостиную, майор хотел сесть на диван, но раздумал.
— Вы давно здесь?
— Я же говорила, с самого утра.
В этой квартире начальник службы безопасности «Стройинжиниринга», разумеется, не жил. Ему полагалась хорошая служебная нора с полной обслугой в самом центре. Здешняя квартира пустовала, предметы покрывались слоем пыли, как обидой. Инстинкт хозяйки у Тамары, то, чем она обладала прежде, так и не проснулся за целый день ее присутствия здесь. Заграница видоизменила речь сына и характер бывшей жены. Елагин не желал жалить Тамару с первых же шагов на родине, но и оставить этот факт совсем без внимания было выше его сил. Он сказал:
— Зря ты не предупредила о приезде, я бы прислал кого–нибудь убраться здесь.
— Я специально не предупредила.
— Неужели рассчитывала кого–то застать?
— А что, если и так?
Сын беззаботно ускакал в туалет.
— У тебя неправильное представление о том, какое место ты занимаешь в моей жизни. Твой приезд ничего не меняет.
— Ну могу я хотя бы из любопытства взглянуть на твоих пассий.
Майор все же сел, откинулся на спинку дивана, закрыл глаза, расслабляясь, но закашлялся от волны поднятой пыли.
— Да если бы ты знала, что представляет собой моя работа… хотя, — он открыл глаза и усмехнулся, глядя на несчастное и некрасивое лицо Тамары, — ты не так уж не права.
— Ты же знаешь, у меня всегда было чутье…
— Да при чем здесь твое чутье! Ты ткнула пальцем в небо и случайно попала в Луну. Мне тут действительно пришлось притащить одну. Аж из–за границы. Правда, не для себя.
