Тот поднял руки: конечно, конечно!
– Даю тебе слово, что после того, как ты меня выслушаешь, ты ехать раздумаешь.
Винглинский нехорошо захихикал:
– Глупый Кирюша, да что ты мне можешь такое сообщить…
– Пошли, пошли, пошли…
И они обнимающейся парой направились по белому девственному снегу в сторону от старательного, но бездарного мангала. Проходя мимо снегохода, Винглинский пнул его.
Либава двинулся в обратном направлении спиной вперед, не выпуская парочку из вида. Вошел в дом, спросил у горничной, где лестница на второй этаж. Быстро, невзирая на свои габариты, взлетел по ступеням. Нашел комнату, из которой отлично наблюдалась сцена дружеского разговора. Расстегнул косметичку Лаймы, вытащил оттуда черный квадратный прибор с серебристыми вытягивающимися антенками и двумя шкалами. Подергал антенки, покрутил верньеры на панели. Приоткрыл створку окна и направил прибор в сторону говорящих.
Глава сорок четвертая
Телефон и сеновал
г. Москва, Лосиный остров
Елагин видел, как приехал к его «мастерской» Боков, как прибыл и убыл Либава, как Боков и Либава разговаривали с девочками из конюшни, даже слышал отдельные слова. Кто такой этот розовощекий поросенок в шелковом костюме и дорогущем плаще, майор не знал. Но понял при внимательном наблюдении живых картин в совместном исполнении Бокова и Либавы, что высокопоставленный офицер государственной спецслужбы, пославший его, майора Елагина в город Калинов за тайной «чистой силы», – фигура, пожалуй, менее влиятельная и значительная, чем этот шикарно разодетый свин. Либава не был похож на офицера, даже на бывшего офицера – слишком перла из него сугубо гражданская вальяжность. Человек крупный, но не главный. Главные не разъезжают по сомнительным промзонам, хотя бы и в шелковых костюмах.
Вывод напрашивался сам собой: это помощник большого денежного мешка. А какой денежный мешок активно задействован в истории, в которой задействован также и он, бывший майор ФСО Александр Елагин? Сергей Янович Винглинский.
Но какова тогда роль в этой ситуации государственного спецофицера Бокова? Точно определить по результатам одного лишь внешнего наблюдения трудно. Однако сам тот факт, что эти люди связаны, говорит о многом. О многом неприятном для майора.
Елагин еще раз похвалил себя за то, что, проводив Джоан в аэропорт и дождавшись, когда она минует полосу таможенного контроля, он не рванул сразу домой, хотя ему невыносимо сильно хотелось видеть Игорька: профессиональная подозрительность превозмогла в нем отцовское чувство.
Рассказ о том, как они выбирались из Перловки на большие транспортные пути, ведущие в столицу, возможно, был бы даже и поучителен для некоторых, но в целом уже ни к чему. Сейчас все это казалось майору старым детским сновидением. Он полностью переключился на ситуацию: я в Москве, я под колпаком.
Надо было осмотреться, выждать в засаде.
Для того чтобы засада принесла наибольшую пользу, следовало выбрать для нее наиболее выгодную точку. Елагин сразу же сообразил, что полезнее всего будет укрыться где-нибудь у входа в свою берлогу и понаблюдать за теми, кто вздумает его проведать. Он тихо приехал на Лосиный остров, дождался, когда появятся девчонки, работающие в конюшне, и с их помощью пробрался на чердак этого пахучего заведения, где хранились запасы сена. Залег там. Юные хозяйки забросили ему наверх спальный мешок и пару одеял, так что он не холодал. И не голодал: колбасы и пару батонов прихватил сам. Девчонки, Шура и Вера, были в восторге от возможности помочь «дяде Саше». Он столько раз их выручал и так им нравился, что они готовы были для него в огонь и в воду. Он, в свою очередь, вполне им доверял. Иногда нет агента надежнее, чем юная вертихвостка четырнадцати лет, если к ней отнестись по-человечески.
Елагин видел попытку Либавы перевербовать его агенток и на секунду напрягся. Он боялся не того, что Шура и Вера его сдадут, а того, что опытный негодяй со свиным обликом расколет их каким-нибудь хитрым приемом, и они выдадут «дядю Сашу», сами того не подозревая.
Либава уехал, оставив человека. Потом прибыл еще один. Боков тоже оставил пару парней. Они слонялись по территории, всем мешая своим тупым вниманием – и лошадисткам, и священникам, и азербайджанским контрабандистам.
Параллельно с наблюдательной работой Елагин вел и телефонную. Постоянно набирал номер Джоан – по его расчетам, она вот-вот должна была приземлиться в Нью-Йорке. Они договорились, что сама она звонить не будет. Сегодня не будет. Только завтра, если он не позвонит сегодня. Вперемежку со звонками в Америку Елагин набирал номер своей квартиры в Марьино. И там тоже никто не отвечал. Звонить теще не хотелось. Но все же пришлось – слишком сильно хотелось услышать голос сына. Была надежда, что именно Игорь возьмет трубку, если он все еще у бабушки.
Не у бабушки.
Не дома.
Где?!
Ощущение какой-то большой неладности происходящего завелось под ложечкой – там, где обычно собирается аппетит. Случайно сделанное открытие, что Боков каким-то образом связан с Винглинским, только усиливало это ощущение.
Надо что-то предпринять. Но слишком сильной была опасность сделать неправильный ход. Ни Бокову, ни тем более Винглинскому он не нужен. Им нужна кассета. И Винглинскому, конечно, больше, чем Бокову. Тот просто собирается заработать на ней, для олигарха же эта запись может обернуться большой дырой в шкуре, если ее надлежащим образом обнародовать и информационно сопроводить. Очковтирательство с международными биржевыми последствиями. Странная диверсия, чуть не приведшая к гибели ученого, занимавшегося организацией аферы. Американский след в покушении и, следовательно, в деятельности банкира, который считается главным донором предвыборной президентской кампании одного из успешных кандидатов. И еще куча всего. Желающих раздуть этот костерок предостаточно. Олигарх не будет против, если кассета исчезнет – пусть даже вместе со слишком прытким майором. И Боков понимает, что лучше ему одному как добытчику кассеты торговаться с олигархом. Кстати, хочется спросить, что с нашими спецслужбами? Почему они допускают, чтобы их офицеры впутывались в такие истории? Можно, конечно, предположить, что увиденное майором – это эпизод операции «под прикрытием»: спецслужбы провоцируют олигарха на какие-то саморазоблачительные поступки. Но почему-то до конца в это не верится.
Майор снова и снова набирал номер за номером.
Пусто, пусто…
– Джоан? – Майор откатился от окошка и зарылся головой в сено.
– Да, милый.
– Ты приземлилась?
– Только что вышла из самолета.
– Тебя встречают?
– Еще не знаю.
– Ты помнишь, о чем мы договаривались?
– Очень хорошо помню. Все, я больше не могу говорить.
Джоан увидела у автомата с кока-колой фигуру дяди Фрэнка. Он заметил ее на секунду позже, когда она уже спрятала телефон. Так по крайней мере показалось Джоан. Аэропорт Кеннеди встречал дочь великого ученого Реникса крепкими объятиями старого друга дома.
