– Скажете тоже! У магазина сидит, ждет, авось кто из
проезжающих на бутылку подаст. Зашибает он хуже всех, ваще не просыхает,
поэтому тетя Ира и сбегла, надоело в блевотине жить да водяру ему покупать. Кто
ж ее осудит? Правильно поступила, хотя хозяйство жалко: дом, сарай. С другой
стороны: разве ж это изба? Стыдобища, – заявила девочка с рассудительностью
взрослой, хорошо пожившей и крепко побитой жизнью бабы.
Мне стало совсем не по себе. Похоже, дитя ничего хорошего в
жизни не видело, откуда взяться доброте?
– Как пройти в сельпо?
– Топайте к шоссе, тут близко.
Я вернулась к машине, села за руль, проехала немного назад,
глянула в зеркальце… Рыжая собака бежала за «Жигулями».
Возле магазина валялся дядька. Он спал в пыли около входа,
рядом стояла пустая бутылка. Похоже, Александр Михайлович нашел-таки щедрого спонсора.
Я вошла в магазин и попросила у толстой продавщицы:
– Дайте полкило колбасы, докторской.
– Она не московская, – предостерегла меня торговка.
– Ничего.
Получив кусок, я вышла на улицу. Батон сидел у ступенек, на
его морде была написана покорность судьбе. Я протянула псу колбасу.
– Угощайся.
Очень осторожно, одними губами, псина схватила шматок и
проглотила не жуя. Я покачала головой и вернулась в сельпо.
– Простите, там пьяный спит…
– Знаю, – махнула рукой баба, – Санек. Не бойтесь, он никому
плохого не делает.
– Александр Михайлович?
– Да, только его по отчеству зачем кликать?
Санек он!
– Яковлев?
– Ну да.
– Проживает в Пилигримове?
– Точно.
Я выскочила на улицу и принялась внимательно разглядывать
бесчувственное тело. Батон подошел и прижался ко мне тощим боком, я машинально
погладила собаку и спросила:
– Не кажется ли тебе, что Александр Михайлович Яковлев, тот
самый, почивающий в грязи, никак не может быть владельцем квартиры в «Зеленом
бору»? Тут либо ошибка, либо…
Санек заворочался, застонал, заохал, издал пару ругательств
и сел, привалившись спиной к магазину.
– Эй, – спросила я, – ты жив?
– А чего мне сделается? – прохрипел алкаш. – Ты кто?
– Виола. Хочешь заработать? На бутылку?
– Если двигать чего или переть, то щас не могу, ослаб. Купи
пивка для поправки, как новый буду.
Я вошла в магазин.
– Дайте самой дешевой водки и пива.
Продавщица выставила требуемое. Я вернулась на улицу и
протянула маргиналу баночку пива.
– Действуй.
Санек судорожно сглотнул слюну, зубами открыл жестяную банку
и со стоном ее осушил.
– Полегчало?
– Словно заново родился, – заверил меня ханурик. – Ну чего
тащить? Мешок картошки купила? У Галки?
– Нет, тяжести поднимать не надо. Хочешь еще эту поллитровку
получить?
Санек сплюнул.
– Епит! Ты не подумай, что я ругаюсь, при женщинах не
позволяю себе, воспитание имею.
Это присказка такая – епит!
– Так нужна водка?
– Давай.
Я спрятала бутылку за спину.
– Непременно, но сначала скажи: ты паспорт терял?
– Неа.
– И где он?
– Ирка, зараза, с собой уперла, жена моя, – принялся
жаловаться Санек, почесывая черными ногтями всклокоченные колтуны у себя на
голове, – проснулся: ни бабы, ни документов, ни Денег. Записку оставила! Во
дрянь! Бросила меня!
– Куда же она поехала?
– А к матери небось, та в Москве живет.
Я удивилась:
– Обычно старухи в деревне тоскуют, а дети их в столицу
едут, у вас же все наоборот вышло.
Санек хрюкнул, попытался встать на ноги, потерпел неудачу и
сообщил:
– Замуж теща вышла, за москвича, он тут дачку снимал,
вдовец, вот и снюхались. Теперь москвичка! Бросила нас! Ирке сказала: «Ты,
доченька, как этот ирод до смерти допьется, приезжай». Во змея!
– Сколько же лет теще? – удивилась я.
– Сорок сыграли.
– Сорок? – изумилась я. – А Ире?
– Двадцать два.
– Молодая жена у тебя, неужели не жаль, что убежала?
– Так ей всего на год меньше, чем мне, – пояснил Санек, –
давай бутылку, горит нутро, залить надо.
– Тебе двадцать три года?
– Ну и че?
Ничего, конечно, кроме того, что Санек выглядит минимум на
шестьдесят.
– Адрес тещи помнишь?
– Записан.
– Где?
– На календаре, в кухне, на стене!
Я сунула ему вожделенную бутылку с огненной водой и покатила
в Пилигримово.
Санек не обманул. В небольшой комнате, заваленной тряпьем и
заставленной ржавыми кастрюлями, отыскался плакат с изображением кошки.
Сбоку виднелась надпись: «Улица Черное озеро, 74, кв. 5».
Спрятав бумажку в сумочку, я поехала к шоссе. В зеркальце
было хорошо видно Батона. Высунув язык, собака упорно бежала за машиной.
Я вырулила на магистраль, рыжая псина заметалась по дороге.
Батон боялся потока автомобилей.
Удаляясь, я видела, как яркое пятно превращается в точку.
Внезапно к горлу подкатил горький комок, а в глаза навернулись слезы. Отжав
сцепление, я включила заднюю скорость и попятилась к тому месту, где мелькало
рыжее пятно.
Глава 27
Батон сидел на обочине. Я распахнула дверь:
– Ну, садись!
