Шляпа оказалась дико тяжелой. У Миры отчаянно заболела
голова. Тогда, пользуясь тем, что ее супруг, богатый Буратино, снял отдельную
ложу, Мира на некоторое время сняла головной убор и поставила его рядом со
стулом.
Потом настал момент, когда нужно было спуститься в фойе и
фланировать под ручку с мужем среди толпы.
Мира взяла шляпу, нахлобучила ее на голову и, не посмотрев в
зеркало, отправилась вниз по лестнице. Шляпка отчего-то показалась ей более
легкой, но Миру сей факт не насторожил, а лишь обрадовал.
Стоило ей оказаться среди прогуливающихся, как мигом на нее
налетели папарацци. Мира радовалась такому вниманию прессы и, делая вид, что не
замечает нацеленных на нее, беспрестанно щелкающих фотоаппаратов, принялась
болтать со знакомыми, а их у Миры, женщины гиперобщительной, свободно говорящей
на трех языках, просто тучи. Покалякав со всеми и перецеловавшись, она, с
чувством выполненного долга и приятной усталости, поднялась назад в ложу,
предвкушая чаепитие с пирожными. Первое, на что упал ее взор, была..,
коническая конструкция, мирно стоявшая у стула.
Пару секунд Мирка хлопала глазами, пытаясь сообразить: если
это шляпка, то что у нее на голове? В конце концов она догадалась глянуть в
зеркало и чуть не умерла. На красиво уложенных волосах сидела.., мусорная
корзинка. Впопыхах, собираясь на променад, Мира протянула руку не в ту сторону,
нащупала нечто длинное и шлепнула на макушку то, что нащупала.
– Ты прикинь, – рассказывала она мне, приехав в очередной
раз в Москву, – вот он, английский менталитет. Ни одна сволочь не спросила:
«Мэм, зачем вы нахлобучили на башку мусорное ведро?»
– Может, они приняли его за оригинальную шляпку, – решила я
успокоить подругу.
– Нет, – засмеялась Мира, – там такие урны на каждом углу
стоят. Просто англичанин никогда не станет проявлять никакого любопытства, в
душе осудит, а внешне никак этого не выкажет!
Представь, что у нас бы случилось, появись я в таком виде на
улице. Все прохожие пальцем у виска крутить бы начали. Впрочем, во всем плохом
есть свое хорошее, газеты напечатали мой снимок, снабдив его подписью: «Виконтесса
протестует против ханжеских привычек скачек».
Цирк, да и только.
Глава 22
Доехав до дома, я благополучно миновала пустой подъезд,
оказалась на лестничной площадке перед квартирой и вздрогнула. Прямо на полу,
на расстеленных газетах сидели люди – четыре старухи и молодой мужчина в
круглых светло-коричневых очках.
Увидав меня, бабки начали креститься, а парень сначала
уронил нижнюю челюсть, потом поднял ее и взвыл:
– А! Так и знал! Говорил же вам, тут без инопланетного
разума не обошлось! Вот он, посланец Сириуса, обитатель иной галактики,
носитель вселенского разума.
Не успела я раскрыть рта, как он, рухнув на колени, принялся
биться головой о пол. Очки отлетели в сторону.
– Спаси меня, пришелец, – выл юноша, – дай талант! Вразуми!
Бабуськи переглянулись и тоненько запели:
– Ангел многокрылый, доставь нас в Вифлеем…
Я испугалась окончательно и стала судорожно рыться в
сумочке, отыскивая ключи. Интересно, как этой группе граждан удалось сбежать из
психиатрической клиники? И почему они решили устроиться у нас под дверью?
Нащупав брелок, я осторожно переступила через колотящегося
на полу парня и шмыгнула в квартиру. Лишь тщательно заперев изнутри все замки,
навесив цепочку и задвинув огромную щеколду, я успокоилась и потопала в ванную.
Спустя десять минут мне стало понятно: водой ни парик, ни
перья с моей головы не смоешь.
Я кое-как вытерла черные кудряшки с плюмажем и
призадумалась. Делать-то чего? Даже спать не лечь, страусиные «хвосты» торчат
во все стороны.
Тяжело вздыхая, я дошла до комнаты Кристины, упала в кресло,
вытянула ноги, сообразила, что забыла снять неудобные босоножки, и позвала:
– Кристя!
Девочка зашевелилась, повернулась на правый бок и
простонала:
– Что? Кто там? Уже в школу пора?
– Нет, нет, – успокоила я ее, – еще только начало пятого,
очень рано, и вообще, на дворе праздники!
Кристина села и, не раскрывая глаз, пробубнила:
– Тогда за каким фигом меня будят?
– Помоги мне, пожалуйста, – взмолилась я.
Девочка зевнула, подняла веки и уставилась на меня. Ее
зрачки медленно расширились и заполнили всю радужную оболочку.
– Bay! – взвизгнула она. – Ты кто?
– Виола!
– Ох и ни фига себе! – Кристина вскочила на ноги. – А что у
тебя на башке? Вилка, зачем покрасилась! А еще и завилась! И перья! Усраться
можно!
– Такие выражения не красят девушку. – Я не упустила случая,
чтобы подшлифовать воспитание Кристи, но современным подросткам палец в рот не
клади, у них на любое замечание мигом найдется острый, как бритва, ответ.
– Может, оно и так, – ехидно протянула Кристя, – только мне
кажется, что тетенька, заявляющаяся домой в полпятого утра с перьями в башке,
не имеет морального права делать замечания девочке-отличнице, мирно спящей в
кроватке!
– Это кто тут отличница? – возмутилась я. – Минуточку, давай
внесем ясность! На одни пятерки в школе училась я, хоть у меня и не было для
этого никаких условий. А ты, дорогуша, имеешь в четверти четыре тройки!
– Но ведь не двойки же, – недовольно сказала Кристина, – а
если «лебедей» нет, человек считается отличником. И потом, я себя замечательно
веду: не пью, не курю, наркотики не употребляю, ты бы на других посмотрела!
Холодные капли воды с плохо вытертых перьев стекали мне за
шиворот. Напомнить Кристе, что она целовалась без разрешения с несчастным
Женей, который напоролся языком на крючок?
Нет, это, во-первых, некрасиво, а во-вторых, глупо. Ну кто
из подростков станет спрашивать у старших разрешения на поцелуй.
Я-то сама… Впрочем, не будем касаться этой деликатной темы,
она нас сейчас далеко уведет!
– Это парик, я не могу его снять! Придумай что-нибудь!
Кристина осмотрела мою голову.
– Он, похоже, приклеился!
– Каким же образом?
– Откуда мне знать! Ну-ка, погоди!
