Но мальчишки ловко управлялись. Я слегка струхнула. Ну что
делать женщине в месте, где собираются геи? Сейчас охрана выведет меня вон.
Но потом, оглянувшись, увидела, что за столиками сидит много
женщин, и успокоилась.
Пыльный занавес раздвинулся, и на сцене появился Костик.
Зрители затопали ногами, засвистели, застучали приборами о тарелки.
Парень выглядел великолепно. Яркий свет рампы «убил»
аляповатый грубый грим, и танцор стал похож на красивую молодую девушку.
Двигался он ловко, в такт с музыкой, вульгарных движений не делал. Мне стало
интересно: каким образом Костик, с бюстом, пришитым к кофточке, будет исполнять
стриптиз?
Глава 21
Но оказалось, что он не собирался раздеваться, очевидно, вся
фишка его номера состояла в другом. На сцене танцевал мужчина, жутко похожий на
женщину, и присутствующие, думая, что он трансвестит, просто выли от восторга,
швыряя на сцену денежные купюры самого разного достоинства. Самое любопытное,
что Костик замечательно двигался, у него был явный талант к танцам и
изумительное чувство музыки. Наконец свет, на минуту ярко вспыхнув, погас.
Зрители принялись топать ногами, хлопать в ладоши, свистеть, шум поднялся
невообразимый. Какую-то минуту в зале царила настоящая какофония, потом лампы
вновь таинственно замерцали, явив всем пустую сцену. Мне стало понятно, почему
свет, погаснув, не зажегся сразу. За мгновение, пока зал тонул в темноте,
ловкий Костя успел подобрать с пола ассигнации.
Я встала и пошла за кулисы. Что ж, вполне вероятно, что
Костик испытывает огромное удовольствие, танцуя в перьях перед десятками людей,
но он еще имеет неплохую сумму в конце такого выступления.
Оказавшись с той стороны пыльного бархатного занавеса, я
тихонько позвала:
– Костик!
Ответа не последовало, парня за кулисами не было. Там стояла
девица в блестящих трусиках.
Это была обыкновенная девушка, выступавшая топлесс. Верхняя
часть одежды у нее отсутствовала, бюст был самый настоящий.
– Чего визжишь? – грубо спросила она. – Офигела совсем? За
сценой стоишь, не на помойке с ведром!
– Извините, где Костя?
– А.., его знает, – девица выплюнула изо рта жвачку и
поправила трусики, – глянь в другой кулисе, он туда уходит!
В эту секунду из-за грязного бархата донеслась нежная
музыка. Хамоватая стриптизерка моментально переменилась в лице. Наглое
выражение сменилось очаровательной улыбкой. Мне показалось, что вокруг хамки
заколыхался белый и пушистый мех.
– Вон туда пройдите, – проворковала она, тыча пальцем влево,
– Костян, наверное, там.
Прочирикав эту фразу, она ринулась на сцену.
Я усмехнулась и пошла в указанном направлении. Ох, не зря
один великий русский режиссер сказал в сердцах замечательную фразу:
– Актеры – дети, но это сукины дети.
Спотыкаясь о какие-то железки, я вырулила на крохотный
пятачок, где стоял стул. На нем, устало свесив руки и голову, сидел Костик. Я
пожалела его, он, наверное, измотался, работая по ночам.
Все-таки человек должен вести активный образ жизни в светлое
время суток, в темное ему положено спать.
Я хотела подойти к Косте и потрясти его за плечи, но меня
опередило давешнее существо в блестящей пижамке, то самое, которое недавно
ворвалось в гримерную Кости. Оно выскочило с другой стороны кулисы и захныкало:
– Ка-а-астян! Га-а-адкий! Ты па-а-азвонил насчет грима! Фу,
пра-а-ативный! Чего молчишь? Ну?
Продолжая стенать, «пижамка» подплыла к танцору и схватила
его за шею.
В тот же момент раздался безумный визг.
– И-и-и-и! Костя! Помогите, все сюда!
Я попятилась в сторону. Константин неожиданно упал на
пыльный, затоптанный пол. Широко раскрытые глаза уставились вверх, рот был
открыт, на шее виднелась узкая темная полоска, врезавшаяся в кожу.
Секунду я стояла застыв, словно испуганная собака. Потом в
голове стало проясняться.
– Что случилось, – донеслось сбоку, – эй, Ванька, чего
орешь?
«Пижамка» тряслась в истерическом припадке.
На пятачок вышел сухощавый молодой человек в форме охранника.
Едва я увидела черную куртку с нашивкой «Беркут», как совершенно против воли
побежала по коридору в сторону гримерной Костика. Только бы она была открыта!
Впрочем, насколько я помню, танцор просто притворил дверь, но вдруг там стоит
захлопывающийся замок?
Но комната была открыта. Я вошла внутрь, опустила крючок и
стала рыться в сумке Костика.
Ключи нашлись в боковом кармане, и я сразу узнала тот, от
двери Виктории Евгеньевны: простой, английский. Остальные напоминали странные
палочки со штырьками.
Сломав два ногтя, я отцепила ключ, сунула его себе в
сумочку, потом прислушалась к звукам, доносившимся из коридора. Очевидно, уже
весь клуб в курсе того, что произошло за сценой.
Слышно, как визжат девушки, бегает охрана.
Каким же образом уйти отсюда? Если я высунусь сейчас за
дверь, то сразу вызову подозрение.
К тому же охранники у входа в «One» моментально припомнят,
что к убитому Огоньку приходила женщина, и тут же «тормознут» меня.
Мой взгляд упал на столик с гримом и штангу с яркими
костюмами. Через пару минут меня было невозможно узнать. Иссиня-черный парик
мелким бесом кудрявился на голове. Лицо, густо покрытое тоном, с
кроваво-красными губами, кирпичным румянцем, не правдоподобно густыми ресницами
выглядело жутковато.
Быстро скинув джинсы и футболку, я влезла в пугающе холодный
комбинезон из ярко-синей парчи, нацепила босоножки на пятнадцатисантиметровых
«гвоздиках». Для полноты картины приладила на голове обруч с прикрепленными к
нему перьями и откинула крючок.
Слава богу, именно в этот момент в коридоре оказалось пусто.
Я, стараясь не упасть, поковыляла на выход. Господи, до чего же неудобно! Как
только стриптизерки носят такие туфли! И ведь не просто ходят, но еще и весьма
ловко танцуют.
Кое-как я до плюхала до вахты. У двери стоял лишь один
секьюрити, он посмотрел на меня и удивленно спросил:
– Ты кто?
– Наташа, – пискнула я, – не узнал?
– Тебя в таком виде и мать не опознает. Чего в гриме на
улицу прешь?
– Костяна убили!
