– Ну, Петька! Экий ты неаккуратный! Я в твоем возрасте
каллиграфическим почерком писал! Засмотреться можно было. А у тебя? Что за
ужасные крючки? Стыдоба! Немедленно перепиши, вот прямо сейчас, на моих глазах.
«Ботаник» Петька оторвался от очередного доклада и мирно
сказал:
– Это не крючки, папа, а интегралы. Знак такой. В математике
не только цифры бывают, иногда употребляют всякие синусы, косинусы, тангенсы,
котангенсы, понял?
Пришлось Алешке, начисто ничего не понимавшему в
интегральном исчислении, спасаться бегством.
В полной прострации я допила чай, хотела налить себе еще
одну чашку и тут увидела входящего Ленинида.
– Ну что? – заорала я.
– Ничего, – пожал плечами папашка, – полный порядок. Кристя
в ванной, парень домой убежал, а врач к себе ушел. Очень уж болтливый.
– Ты их освободил?
– Элементарно, – вскинул брови Ленинид, – экая проблема! Я
же рыбак! Что мне стоит язык с крючка отцепить, тьфу, право слово. Вот когда у
нас в бараке Иванов…
Но я не стала слушать очередную байку из богатого зэковского
опыта папеньки, а побежала в ванную.
– Кристя, ты как?
Девочка выплюнула воду и заорала:
– Сама что думаешь? В кайфе я! Столько часов просидела! Не
могла сразу Ленинида притащить? Ничего попросить нельзя. Теперь у меня рот
ничего не чувствует, ну кто посоветовал тебе туда заморозку пшикать!
– Генрих Карлович!
– Урод, кретин, балбес, – затопала ногами Кристя, – он что
лечит?
– Ты не поняла? – робко спросила я.
– Нет!!! – завопила она.
– Генрих Карлович акушер-гинеколог!
Кристина замерла с открытым ртом, потом, справившись с
собой, сказала:
– Знаешь, Вилка, ты совершенно невозможный человек. Только
тебе в голову могла прийти идея позвать гинеколога к человеку, у которого
проблема во рту!
Я выскользнула из ванной. Ну вот, теперь Кристя станет надо
мной потешаться, позабыв о том, что сама виновата в случившемся. И потом, то,
что Генрих Карлович акушер, я узнала уже после того, как пригласила его на
чердак!
Из состояния обиды меня вывел телефонный звонок. Я
машинально глянула на часы: почти полночь, наверное, ошиблись номером.
– Это вы? – прошептали из трубки сквозь громкие звуки
музыки.
– Кто?
– Это вы?
– Я это я, а вы кто?
– Костя.
– Костик! – заорала я.
– Тише, – шикнул парень, – нам надо встретиться.
– Согласна.
– Приезжайте по адресу Наливальный переулок…
– Но уже поздно!
– Здесь ночной клуб, он только начал работу.
– Где мне вас искать?
– За сценой, комната двенадцать.
– Меня пустят за кулисы?
– Скажете, Огонек пригласил.
Я схватила ключи от «Жигулей» и вылетела на лестницу.
Молчаливая толпа мрачно расступилась. Вот черт, совсем забыла спросить у
Ленинида, что у нас тут происходит. Ладно, это терпит до завтра, сейчас мне
необходимо как можно быстрей добраться до Кости.
В Наливальном переулке я оказалась в районе часа. Небольшое
кирпичное здание было опутано разноцветными огоньками, я глянула на вывеску
«One». Странное название для клуба.
У входа дежурили двое секьюрити, они окинули меня цепкими
взглядами и остались очень недовольны.
– Вход сто долларов, если без кавалера, – процедил один.
– Я за кулисы.
– С какой такой стати? – нахмурился второй. – Ты вроде не из
наших!
– Наберут, блин, хрен знает кого у шеста ломаться, –
подхватил первый, – а потом ноют, что клиенты не идут. Да кто ж на такую
красоту польстится?
– Меня Огонек пригласил.
– Ох, грехи наши тяжкие, – простонал первый охранник, – а
ну, погоди тут! Огонек, блин!
Свечка, зажигалка, газовая горелка!
Продолжая ворчать, он схватил трубку телефона и заорал:
– Слышь, к тебе пришли, пускать или как?
Кто, кто, баба!
Потом он повернулся ко мне:
– Имя?
– Виола.
– Виола, – завопил секьюрити, – похоже, из ваших!
Получив «добро», он весьма неохотно сказал:
– Ставь сумку на стол, иди сквозь арку.
Я послушно выполнила маневр, оказалась по ту сторону барьера
и хотела повернуть туда, откуда доносились громкие голоса и музыка.
– А ну, стой, – велел охранник, – там для клиентов, тебе вон
в тот коридор, за дверью, топай!
Я развернулась и двинулась в обратном направлении. За
красивой дверью открылся совсем иной «пейзаж». Никаких ковров и приглушенного
света. Простой, дешевый линолеум и бьющий в глаза свет ламп. Справа и слева
тянулись двери, украшенные номерами. Второй, третий… Из четвертого неожиданно
выскочила полуголая девица.
Она была в сетчатых колготках. Больше на ней ничего не было,
если не считать темно-красных туфель на шпильках и двух перьев, похоже,
страусиных, воткнутых в волосы. Вильнув филейной частью, она юркнула куда-то в
сторону, я пошла дальше, отыскала нужную комнату и осторожно поскреблась в
дверь.
– Входите, – донеслось изнутри.
Я вошла в крохотную душную каморку, в которой стоял крепкий
запах пота и парфюмерии. Одну стену целиком занимало зеркало, над ним сияло
несколько стоваттных ламп. На столике громоздились коробки с гримом, валялись
расчески, стояли пузырьки с лаком. Вдоль другой стены тянулась штанга, на
которой висели аляпистые костюмы: яркие юбки из шелка, корсажи, блузки.
