– Нуте-с, нуте-с, – пропел старичок, запуская в рот Кристи
пальцы, – сейчас попытаемся…
– О-о-о, – взвыла девочка.
Генрих Карлович мгновенно выдернул руку и испуганно спросил:
– Что? Вам так больно?
– Нет, – прошепелявила Кристя, – жутко воняет от перчатки,
меня тошнит! Какой гадостью вы облили руки?
– Это антисептик, очень качественный, лучший на сегодняшний
день! Вы первая, кто сказал мне о запахе, до сих пор никто из пациенток не
жаловался.
Парень затряс плечами, его, несмотря на неприятную ситуацию,
явно душил смех, что, в общем, и понятно. Все дамы, с которыми имеет дело
акушер, не обращают внимания на резкий запах.
– Потерпи! – рявкнула я и попросила:
– Давайте, Генрих Карлович, не слушайте ее.
Акушер снова полез в рот к Кристе и принялся бормотать:
– Если так? Будет ему больно? Тогда как?
Ага… А-а-а-а!
Я вздрогнула, по подбородку Кристи потекла кровь.
– Господи, Кристя, Женя, – запричитала я вокруг парочки,
ощущая полную беспомощность, – вам больно? Ой, сколько крови.
– Ничего, ничего, – сдавленным голосом ответил акушер, –
дети в порядке!
– Но…
– Это моя кровь.
– Ваша?
– Да, – грустно подтвердил Генрих Карлович, – так неловко
получилось! Там у девочки еще один крючок, и вот, я напоролся на него пальцем,
а вытащить не могу!
Я постаралась заглянуть в рот к Кристе. Действительно, как
только стоматологи ухитряются орудовать там? Ничего не видно! Впрочем, потом я
разглядела: теперь в придачу к языку, проколотому правым крючком, на левый
насадился палец несчастного Генриха Карловича.
– А ну, подергайте рукой, – велела я, – и освободитесь.
– Это невозможно, – сказал акушер.
– Да почему?
– Во-первых, мне больно!
– Ерунда! Раз – и все! Давайте дерну!
– Ни в коем случае, – заверещал он.
– Вы так боитесь боли? Но это же секунда, право слово!
– У меня на пальце будет рана, а завтра с утра сложные роды.
– И что?
– Милейшая Виола, пальцы – это мои глаза, – пояснил акушер,
– если хоть один потеряет чувствительность, я могу совершить непоправимую
ошибку.
Кристя застонала и принялась бить ногой по батарее. Женя вел
себя спокойно, он закрыл глаза и покорился обстоятельствам. Скорей всего,
парень был из породы стоиков, он хорошо понимал: рано или поздно ситуация
разрешится, ну не останутся же они навсегда в таком положении?
– И что нам делать? – воскликнула я.
– Любезнейшая Виола, – ответил акушер, не потерявший даже в
таких обстоятельствах вежливость, – есть, как мне кажется, выход! Ступайте в
дежурную аптеку и попросите заморозку. Вам дадут ампулу, вы польете мальчику на
язык, он потеряет чувствительность, ну и тогда Женя попытается сдернуть его с
крючка. Насколько я понимаю, он боится боли.
– А что делать с вашим пальцем?
– Давайте решать проблемы по мере их поступления, – заявил
Генрих Карлович, – начнем с ребенка. Идите!
Я побежала на проспект. Сонная провизорша пробубнила:
– Чего надо?
– Заморозку.
Передо мной появилась огромная ампула с железной фиговиной
сверху.
– И как ею пользоваться?
– Сюда нажмите, – пояснила тетка, – и направьте струю на
ушиб.
– Хорошо помогает?
– Даже при переломе срабатывает, – заверила меня аптекарша,
– спортсмены такими пользуются. Не сомневайтесь, чрезвычайно сильное средство.
Обрадовавшись, я схватила распылитель и через пять минут уже
была на чердаке. Генрих Карлович уставился на ампулу.
– Вы уверены, что приобрели необходимое?
– Абсолютно!
– Но я до сих пор видел только очень маленькие дозы, тут на
слона хватит. Кажется, это не то!
– Да то! – рассердилась я. – Мне фармацевт дала. Сейчас
пшикнем.
– Не надо, многоуважаемая Виола, не следует…
Но меня стала раздражать его велеречивость.
Надо, не надо! Хорош акушер! Во рту разобраться не сумел,
попался на крючок! Ладно, глупые дети влипли в идиотскую историю! Но пожилой
человек, врач! Ну его! Сама знаю, что делать!
– Остановитесь, любезная…
Но я нажала на клапан и направила шипящую струю в рот
Кристи. На секунду воцарилось молчание, потом из глаз детей потоком хлынули
слезы, из носов сопли, а изо ртов слюни.
– Ви-ви-ви, – простонала Кристя, делаясь пунцово-красной.
Лицо Жени, наоборот, сначала стало серым, потом
нежно-голубым, потом синим. Парочка навалилась на стекло.
– Я же вас предостерегал! – завопил Генрих Карлович. –
Отчего женщины такие самоуверенные? Ну что вы наделали? Несчастные детки!
Разве можно это лить на слизистую!
– Но мне в аптеке сказали, что это изумительно замораживает
все ушибы!
– Ушибы! – взвыл Генрих Карлович, враз забыв о вежливости. –
Да, синяки и шишки! Но где вы их во рту нашли?! Нужно было купить
стоматологическую анестезию! Гель или крохотную ампулу с жидкостью!
– Вы меня не предупредили!
– Немедленно вызывайте «Скорую»! – затопал ногами Генрих
Карлович. – Рысью, одна нога тут, другая там, третья в квартире.
Очевидно, от переживаний у старичка помутился разум. Где он
нашел у меня третью ногу? Но в одном акушер прав: нужно немедленно вызвать
врача, только не гинеколога!
Я побежала домой, выскочила на нашу лестничную площадку и
изумилась. Перед дверью было полно людей, человек двадцать, не меньше.
Все стояли молча, словно на похоронах.
– Что вы здесь делаете? – вырвалось у меня.
Мужчина в мятой куртке с завязанным грязным шарфом горлом
повернулся ко мне и прохрипел:
