Есаул восхищался этим порывом бычьей страсти, пасовал перед разгулом неандертальских чувств. Кутался в эти эмоции, как убийца кутается в плащ, пряча клинок. Понимал, что союз Малютки и Куприянова питает силу последнего и надо рассечь союз, умным и точным ударом обессилить Куприянова.
За стеклом переливалось, бесшумно плескалось казино, словно огромный павлин распустил свой пышный, в золотых и зеленых звездах хвост. За другим стеклом прохаживалась горделивая птица с ворохом сложенных перьев, похожих на гаснущий в небе салют. Затрепетала, страстно задрожала, раздувая стоцвет-ный сноп, и раскрылся громадный веер, великолепная радуга, из которой смотрели темно-синие очи с изумрудными и золотыми подглазьями, словно лик изумленного языческого божества.
Есаул чувствовал напряженное поле, которое создавали эти две великолепные стеклянные стены, окружая его бесчисленными переливами цвета. Он находился в реторте, где шла таинственная реакция, пролетали бесшумные разряды, вспыхивали сгустки плазмы. Дух, сжатый мощными силами, накалялся, струился под воздействием световых лучей, преображался, был готов к восприятию огромной фантастической истины.
— И вот вы решили сыграть свадьбу? Отправиться на теплоходе по Волге? — Есаул ничем не выдавал происходящую в нем глубинную работу по сотворению чудесного кристалла. — Вы покорили самую недоступную красавицу России. Так альпинисты многолюдной командой отправляются покорять Монблан, но до вершины доходит единственный.
— Наоборот. Чтобы ею овладеть, я был вынужден спуститься в самую глубокую шахту, из тех, что принадлежат мне. Вы знаете, что она мне сказала, когда я сделал ей предложение и подарил бриллиантовое колье, не заплатив шахтерам месячный заработок? «Франц, я отдамся тебе на глубине двух тысяч метров. Поставь наше брачное ложе в своей самой глубокой шахте». Я выбрал воркутинскую шахту. Аварийная, глубина две тысячи метров. Угли выбраны, добираем остатки. Шахтеры спускаются, молятся, как перед смертью. Даю приказ: «Двуспальную итальянскую кровать поставить в самый дальний забой. Застелить лучшим французским бельем. Рядом торшер, обогрев, бар с лучшим вином». Все сделали, как приказал. Мы с Луизой надеваем робы и каски, берем шахтерские лампы. Опускают нас в ствол, отводят в тупиковый забой. Там стоит роскошная кровать, шелковое одеяло, розовые наволочки. Рядом торшер из сердолика, шампанское в серебряном ведерке со льдом. А кругом куски угля, свод чуть укреплен опалубкой, угольки шуршат с кровли. Раздеваемся. Она сняла пластмассовую каску, робу и осталась ни в чем, со своим Лас-Вегасом, как Хозяйка Медной горы. «Давай, говорит, милый, выпьем шампанского». Чокнулись с ней на глубине двух километров, легли в постель. В свете торшера ее бриллианты горят, как электросварка. Каменный уголь в кровле блестит, в нем всякие окаменелые папоротники, древние ящеры, первобытные слюдяные стрекозы. Я ее обнимаю, а сам думаю: «Да это же рай подземный!» Она такое со мной вытворяет, что у меня полный отпад. Вдруг по громкой связи сигнал тревоги. В соседней штольне авария. Метановый взрыв и обвал. Бригаду засыпало. «Срочно покинуть шахту!» «Надо, говорю, сматываться». — «Нет, говорит, самый кайф для любви». — «Засыплет обоих, и вся любовь!» — «Где нет смерти, там нет любви». Села на меня верхом, как ведьма, и понеслась. По громкой связи аварийные команды, пожар, люди гибнут. Кто Бога молит, кто проклинает, кто с родными прощается. А мы несемся по адским кругам, и она меня пятками пришпоривает. Угомонилась, когда у меня глаза на лоб вылезли. Поднялась, надела робу, каску, выпила шампанское и сказала: «Теперь пойдем, милый. Буду твоей женой». Нас вытащили, а потом мертвых шахтеров два дня подымали. Она на похороны пошла, смотрела, как красные гробы несут, и под духовой оркестр кончала. Я понял, что второй такой женщины мне не найти.
— Ты, Франтик, породнился с великой фамилией, — многозначительно заметил Куприянов, как знаток сокровенных таинств. — Ее папенька, прежде чем подавиться яйцом, любил с тазом горячей воды опускаться в склеп Петра Первого и часами перемывал косточки государю императору. А его вдовица, великолепная госпожа Стеклярусова, сделала себе на живот пересадку кожи с мертвой принцессы Дианы, отчего раз в месяц, когда наступает урочное женское время, она начинает синеть, как болотный гриб. Ты, Франтик, приобщился к августейшим фамилиям. Не случайно твое свадебное путешествие состоится в августе.
— Хочу, чтобы ты понял, Аркаша, мое свадебное путешествие — твоя первая предвыборная поездка. На теплоходе ты должен объявить себя будущим Президентом России. Это гигантский пиар. Вся элита окружит тебя, и ты проплывешь исконным русским путем, из одной столицы в другую. Я нанял лучшего телеоператора Шмульрихтера, который снимет фильм о нашем путешествии.
— Спасибо тебе, Франтик, — растроганно произнес Куприянов. — Стану Президентом, отблагодарю тебя стократ.
Есаул поглощал информацию, как индусский йог поглощает прану, как гренландский кит всасывает питательный планктон. Перед ним сидели враги, рвущиеся к власти, несущие неисчислимые беды стране и ему, Есаулу. Его ум искал спасительный выход. Единственное в своей простоте и разящей силе решение, которое сможет повергнуть врага. Решение было рядом, он ощущал его близость. Так чуткие ноздри волка ловят близкий запах оленя, его парное тепло, дразнящие испарения. Не хватало последней искры, последней мерцающей частицы, чтобы пришло озарение, возникла ясность открытия. Он улыбался врагам, делая вид, что смиряется перед неизбежным поражением, заискивал, льстил.
За стеклом бесшумно кипело казино. У игральных столов сгрудились гении покера, усыпая зеленое сукно королями, валетами, дамами. Рулетки, как ядовитые цветы, переливались радужными лепестками. Крупье изящными лопатками передвигали разноцветные фишки. Здесь были известные на всю Москву шулера с пальцами чуткими, как морские актинии. Удачливые бандиты и киллеры — авторы «нераскрытых убийств».
Роскошные проститутки — отрада олигархов и министров. Солидные господа из корпораций, утомленные обилием нефтедолларов. Богемные артисты в шелковых бантах, с размытыми половыми признаками. Среди блеска, в аметистовом свете прожектора, на постаменте, напоминавшем алтарь, возвышался фиолетовый «бентли», похожий на перламутровую раковину. Как языческое божество, был вожделенным кумиром людских страстей и пороков.
За другой стеклянной стеной павлины свесили пучки хвостов, собрали воедино золотые и зеленые звезды, выставили шеи в голубых и изумрудных кашне. Короны из рубинов и топазов венчали их маленькие горделивые головы.
Есаул чувствовал бесшумные ожоги цвета, словно огненные поцелуи незримого духа.
— Господа желают сделать заказ? — Официант в предупредительном поклоне, словно уличный фонарь, навис над столиком, раскладывая тяжеловесные карты. — Что будут пить господа?
Все трое отказались от вина, предпочитая свежевыжатые соки. Куприянов выбрал блюдо французской кухни — мясо провансальского теленка в вине. Малютка остановил свой выбор на японском блюде — королевские креветки, нагулявшие свою золотистую плоть в потоках Куросио. Есаул заказал средиземноморскую рыбу сибас, попросив приготовить ее на пару. Официант устремился выполнять заказ столь пылко и трепетно, словно речь шла о спасении собственного ребенка.
