– Извини, дружочек, ты врун.
– Я? – подпрыгнул Алик. – Да вы
че? В чем обманул-то? Пообещал скидку и дал ее, даже больше, целых пятьдесят
процентов сбросил…
– Не о деньгах речь, – продолжала я
сладко улыбаться, – вещь не новая, смотри сюда!
Алик уставился на рукав.
– Видишь пятнышко?
– Ну.
– Откуда бы ему взяться на новой куртке?
Юноша потер рукой затылок.
– Скажете тоже! Откуда, откуда… Ерунда
сущая, вы куртку в микроскоп разглядывали? Новехонькая она, с бирочкой была.
Небось на фабрике испачкали.
– Нет, миленький. Хочешь, объясню, откуда
отметина?
– Валяйте, – буркнул Алик.
– Куртку эту надевала женщина, которая
только что сделала маникюр, – спокойно заявила я, – мазнула по
ногтям, лак и «осел» на рукаве.
– Глупости! – покраснел Алик. –
Впрочем, может, на фабрике какая баба когти полировала, чего не случается!
– Твоя версия могла бы показаться
интересной, – кивнула я, – кабы не одна деталь. Вот.
Мальчишка уперся глазами в паспорт.
– Это что?
Во время моего краткого рассказа он то
краснел, то бледнел, потом воскликнул:
– Вот пакость! Так и знал, что
неприятности наживу. У меня тут все новое, ей-богу, кроме этой курточки.
Честное слово, шмотки Павлуха привез.
– Куртка откуда?
Алик тяжело вздохнул.
– Галка дала, попросила продать.
– Это кто же такая?
– Соседка наша по квартире, – парень
принялся многословно объяснять ситуацию, – ведь не откажешь ей, вместе
живем! Лучше дружить.
Я молча слушала Алика. Если отбросить в
сторону все причитания и бесконечные, ненужные подробности, суть сводилась к
следующему. Галя принесла Алику куртку и попросила продать. Это все. Где
девушка взяла шмотку, Алик понятия не имел. Курточка выглядела как новая, вот
он и решил удружить соседке. Взял одну бирочку, пропустил через цветной
ксерокс, привесил на куртенку и вынес ее в зал. Надо же было так случиться, что
именно эту вещь и приобрела самая первая посетительница «Эксклюзивного
секонд-хенда», то есть я.
– Только жаловаться никому не
ходите, – тарахтел Алик, – на меня мигом всякие инстанции наедут.
Продолжая болтать, он открыл кассу, вынул
пятьсот рублей и протянул мне.
– Возьмите, снимайте куртку.
– Нет, она меня вполне устраивает, скажи
адрес Гали.
– Перово…
– Где?!
– Перово, мы там живем.
– А магазин ты открыл совсем в другом
конце города!
– Так искал помещение подешевле, –
вновь пустился в объяснения Алик, – а вы чего, с Галкой потолковать
хотите?
– Да, говори название улицы.
– Она здесь рядом работает, –
выпалил Алик, – знаете за углом магазин «Свет»?
– Конечно.
– Галка там служит продавцом.
– Как ее фамилия?
– Шубина.
Я вышла на улицу, перешла через дорогу и вошла
в магазин «Свет». Покупателей тут было мало. Щупленькая старушка выбирала
электролампочки, а по просторному залу, задрав головы вверх, бродила, взявшись
за руки, парочка. Очевидно, молодожены, обставлявшие квартиру. Продавщицы с
самыми скучными лицами маячили за прилавками.
– Где можно найти Галю? – спросила я
у одной из девиц, с волосами, выкрашенными в невероятный, нежно-зеленый цвет.
Хлопнув густо намазанными ресницами, девушка
лениво поинтересовалась:
– Какую?
– Шубину.
– Зачем она вам?
– По личному вопросу.
Зеленоволосое создание медленно подняло руку и
ткнуло пальцем с безобразным ногтем в кнопку.
– Да, – захрюкал стоящий перед ней
динамик.
– Слышь, Таньк, – зевнув, спросила
продавщица, – где Галька?
– В стиралках, – прохрипело из
прибора.
– Пусть подымется, пришли к ней.
– Хр-хр, – донеслось из динамика.
– Ща появится, – обнадежила меня
девица и зевнула.
Я принялась ходить по залу, разглядывая
витрины. Наконец из двери, ведущей в служебное помещение, появилась фигура и
басом крикнула:
– Кто меня искал?
Я слегка испугалась. Галочка выглядела просто
устрашающе. Росту в ней было метра два, не меньше, а объему мог позавидовать
профессиональный борец сумо. Огромные колонноподобные ноги росли из необъятной
филейной части размером с корыто. У моей мачехи Раисы, в деревне Попугаиха,
висел на стене сарая такой серебристо-серый ушат, к нему еще прилагалась
ребристая доска. Меня привозили в Попугаиху на все лето, Раиса сдавала меня
своей матери и уезжала. По четвергам бабка снимала корыто и засовывала туда мои
перемазанные землей одежки.
– Эх, грехи наши тяжкие, – бормотала
старуха, орудуя куском хозяйственного мыла, – ну-ка, Вилка, вздуй примус,
не на газе же белье кипятить, баллон-то дорогой. Эй, куды побегла! Глянь-ка,
как с грязным управляться надо!
Но я, не слушая бабку, удирала огородами к
подружкам. Старуху я недолюбливала и старательно уворачивалась, когда та пыталась
поцеловать меня на ночь. Потом, спустя много лет, я поняла, что старуха была на
самом деле замечательной женщиной, по-крестьянски рассудительной и безмерно
доброй. Я-то не являлась ее родной внучкой, Раиса, ее дочь, приходилась мне
мачехой, но бабка безропотно забирала меня к себе на все лето и даже, если была
в хорошем настроении, целовала падчерицу дочери перед сном. Правда, она любила
выпить и частенько прикладывалась к бутылке, оправдывая свое поведение весьма
незатейливо.
– Праздник севодни, – бормотала
бабка, вытаскивая из погребушки «четверть» с мутноватой жидкостью, – грех
не отметить.
Накушавшись самогонки, бабуська начинала
сначала петь, затем плакать, потом быстро засыпала, прямо там, где сидела.
Наутро мне сильно доставалось от нее. Выдернув возле забора крапиву, старуха
охаживала меня по ногам, приговаривая:
