– Ладно, – недовольно согласилась
Нюся, – только ничего у нас не выйдет.
– Почему?
– Где же мы могилку возьмем? Или хочешь
ей про Ефима Ивановича рассказать?
– Лучше бы тебе забыть это имя! –
воскликнул Борис. – Навсегда, а то, не ровен час, рот заткнут землей. Ефим
Иванович шутить не станет. Ты представь только, что он с нами сделает, если про
триста тысяч баксов узнает!
– Страшно мне, страшно, – забубнила
Нюся. – Я почти год спать не могла, на каждый звонок дергалась, думала,
милиция идет, только-только успокоилась, и снова здорово! Господи, боюсь жутко!
– Не глупи, – буркнул Борис, –
у тебя появилась возможность получить семьсот пятьдесят тысяч!
– Ты обещал миллион!!!
– Извини, я оговорился, конечно, ты
получишь «лимон».
– И как ты собираешься выкрутиться?
– Да просто, – вздохнул
парень, – отвезешь бабу-детектива в область, надо только пораскинуть
мозгами куда, и покажешь, предположим, березу. Сообщишь, что там между корнями
Настена и зарыта. Пусть Сильвия памятник ставит.
– Сбрендил, да?
– Почему?
– Так она первым делом велит тело
выкопать, а где оно?
– Ну… разложилось, год уже прошел.
– Совсем офигел! Кости должны остаться.
– Ага, действительно.
Воцарилось молчание, прерываемое звяканьем,
потом Борис сказал:
– Придумал! Надо узнать, где хоронят
неопознанные трупы.
– И чего?
– Небось среди них и дети бывают.
– Наверное.
– Вот и скажешь, что Настену похоронили в
общей могиле, пусть разрывает. Там костей вагон.
– Ну… не знаю.
– Ладно, – подытожил Борис, – я
еще подумаю, но тебе придется встречаться с этой детективной бабой. Только
сначала возьми триста тысяч задатка, а потом успокой ее, дескать, знаю, где
тело, но покажу лишь после того, как все денежки получу.
– Ой, боюсь! Имей в виду, если меня
арестуют, тут же все про тебя расскажу!
Послышался глухой удар, стук, вскрик, потом
плач.
– Имей в виду, сучара, – прошипел
Борис, – если хоть намекнешь про меня, мигом Ефиму Ивановичу отзвоню.
Угадай, что тогда с тобой будет? У Коростылева руки длинные, никакие тюремные
стены не спасут. Давай уматывай!
Поняв, что Нюся сейчас уйдет, я ужом
скользнула за дверь, спустилась во двор и уставилась на подъезд. Минут через
десять на улице появилась девица, но далеко не в том ярком виде, в каком она
вбежала в квартиру к Борису. Косметика размазалась по лицу, а глаза и нос были
красными. Не обращая на меня никакого внимания, девчонка бросилась на
автобусную остановку, я побежала за ней. Через пару минут мы обе благополучно
вскочили в подъехавшую маршрутку. Мое место оказалось напротив Нюси, и я стала
украдкой разглядывать девчонку.
Нюся, не замечая моего интереса, уставилась в
окно, изредка она шмыгала носом. Вид у нее был самый несчастный, глаза смотрели
жалобно, а руки, комкавшие платок, нервно тряслись. Нюсеньке явно было не по
себе.
– «Хозяйственный», – объявил
водитель.
Девушка вскочила и рванула дверь маршрутки. Мы
выбрались наружу. Я поежилась, только что, у дома Бориса, было намного теплее.
Такое ощущение, что я приехала на самый край Москвы.
Конгломерат блочных зданий остался позади,
впереди чернел лес, между голыми деревьями вилась узенькая дорожка, по которой
стремглав побежали все пассажиры маршрутки. Нюся неслась в авангарде, я
замыкала процессию. Бежать пришлось довольно долго, наконец мы выскочили на
небольшую площадь, за которой стояли два длинных, одноэтажных барака. Нюся
вошла в левое здание, я за ней.
Абсолютно прямой коридор был заставлен
детскими колясками и завешан тазами. Ловко лавируя между препятствиями, Нюся
добралась до последней двери, погромыхала замком и исчезла.
Я постояла некоторое время, прижавшись к
ободранному экипажу какого-то младенца, потом заколотила кулаком в дверь.
– Щас, погодите, – ответила Нюся и
распахнула дверь.
Увидав меня, она удивилась.
– Вам чего?
– Здравствуй, Нюсенька, – сладко
улыбнулась я.
– Добрый день, то есть вечер, –
ответила негодяйка.
– Не узнаешь?
– Вроде нет.
– Правильно, мы с тобой пока не знакомы.
– Что вам надо? – отступила назад
девушка.
– Может, в комнату пригласишь, –
лучилась я, – зачем на пороге толковать, ушей тут небось полным-полно, а к
ним еще и языки с глазами прилагаются.
– Проходите, – посторонилась Нюся.
Я вошла в маленькую, меньше десяти метров
комнату. Узенькая кровать, ободранная тумбочка, гардероб… Свободного
пространства в помещении просто не осталось. Все выглядело старым, убогим,
обшарпанным. Единственной дорогой вещью был компьютер, стоящий на придвинутом к
стене обеденном столе.
Внезапно на меня снизошло вдохновение. Я
ткнула пальцем в сторону роскошного плоского монитора.
– Нехорошо, однако!
Нюся уперла руки в бока.
– Чего? Ты, ваще, кто такая? За фигом
явилась?
– И грубить нехорошо!
– Не пошла бы ты на… – рявкнула
«воспитанная» девушка и с самым решительным видом двинулась в мою сторону.
Я села на единственный колченогий стул и
покачала головой. Если начну сейчас ругаться, то мигом заткну за пояс Нюсю. Я
выросла рядом с Раисой, а мачеха никогда не стеснялась в выражениях, ее
лексикону мог позавидовать любой портовый грузчик. Еще я все детство дралась во
дворе с мальчишками. Они не боялись отвесить тумака девчонке, у которой не было
ни отца, ни старшего брата. С пяти лет я усвоила простую истину: в потасовке
побеждает не сильный, а хитрый и изворотливый, умеющий ударить или ущипнуть в самое
незащищенное место. Годам к четырнадцати я настолько преуспела в боях, что
подростки стали меня побаиваться. Как-то мы с Олегом начали возиться на ковре,
так, в шутку. В какую-то минуту муж попытался использовать физическую силу и
прижал меня к полу.
– Сдаешься? – засмеялся он. –
Все, полная победа, ты на лопатках.
– Никогда не сдавайся! – азартно
выкрикнула я и укусила его за кончик носа.
