– Этот Ваня тоже уехал?
Лиза молча кивнула.
– Может, они вместе удрали? –
улыбнулась я. – Решили начать жизнь сначала?
Лиза вновь стала чиркать зажигалкой.
– Нет, – выговорила она наконец.
– Но вы же сами только что сказали:
любовник уехал и Аня исчезла, напрашивается естественный вывод…
– Они хотели пожениться, – перебила
меня Лиза, – только Ваню в армию призвали, а Анька уже после его отправки
узнала, что беременна. Ну и давай ему писать, дескать, что делать-то? Ванька
ответ прислал: рожай, разве это семья, без детей? Вернусь, и в загс пойдем. Вот
Аня и решила не делать аборт. Елена Тимофеевна ее два месяца уговаривала, все
зудела: «Обманет он тебя, не женится, останешься одна с ребенком, одумайся, не
ломай себе жизнь!»
– Выходит, мать была права, –
прервала я Лизу, – Ваня ведь не повел Аню в загс!
Лиза помолчала, потом продолжила:
– Нет, Ваню убили, в Чечню он попал.
Анька Полю родила и сказала, что всю свою жизнь девочке посвятит, а потом
пропала. Осталась Елена Тимофеевна с малышкой одна. Все надеется – придет
Анька, только сейчас стало понятно: зря! Убили Аню.
– Я бы все же не стала делать столь
категоричный вывод, случается, что человек теряет память, оказывается в
больнице или интернате для слабоумных. Всегда нужно надеяться.
– Замечательный совет, – фыркнула
Лиза, – но мне кажется, что лучше очутиться в могиле, чем стать идиоткой.
Только Ани уже нет!
– Ну откуда такая уверенность?
– Ты где куртку взяла? – вопросом на
вопрос ответила Лиза.
Я решила, что она хочет переменить тему
разговора.
– В магазине.
– В каком?
– Тебе понравилась курточка? Там больше
таких нет, одна висела.
– Что за лавка?
Мне страшно не хотелось признаваться, что я приобрела
вещь в секонд-хенде, но Лиза была очень настойчива, пришлось выдавить из себя:
– Ну… в комиссионном… таком, совершенно
замечательном… Там только новые вещи висят, за копейки, с бирками. Зачем лишнее
тратить, когда можно дешево купить? Ну какой смысл переплачивать…
– Это куртка Ани, – перебила меня
Лиза.
Я замахала руками.
– Что ты! Новая вещь, с биркой!
– Откуда же паспорт взялся? Как он за
подкладку угодил?
– Ну… завалился.
– Это понятно. А в карман каким образом
попал?
– Не знаю, – вздохнула я.
– Анька побежала на почту, – тихо
сказала Лиза, – хотела получить денежный перевод, ей отец Вани иногда
присылал немного деньжат для Поли. Андрей Иванович в Тамбове живет, он с
Ваниной матерью давно развелся, но сына не бросал, а когда Ваня погиб, стал Ане
помогать, немного, правда, давал, только Анька любой копейке радовалась.
Значит, она взяла паспорт, без него на почте ничего не дадут, и ушла. Это
куртка Ани. Ее убили, а одежду в магазин сдали.
– Невероятно! – подскочила я. –
Там же ценник висел!
– Экая сложность, – нахмурилась
Лиза, – я тебе на ксероксе кучу таких сделаю!
– Но продавец меня уверял, что вещь
новая!
– Врал.
– Ну-ка принеси сюда куртку, –
велела я.
Лиза легко встала и неслышно выскользнула в
коридор. Спустя пару минут она вернулась с моей обновкой.
– Ты посмотри внимательно, – сказала
я, – куртка совершенно новая, неношеная.
– Так Аня ее за два дня до смерти
принесла, – пробормотала Лиза, разглядывая рукава.
– Интересно, однако, – протянула
я, – странно получается…
– Что? – спросила Лиза, включая
настольную лампу.
– Ты говорила, будто Аня нуждалась в
деньгах…
– Конечно, сама рассуди: ребенок
маленький, растет быстро, вещи
прямо горят, один раз надела – мало. Елена
Тимофеевна содержала и дочку, и внучку. Полечку она одевала, обувала, а Аньке денег
не давала, воспитывала ее таким образом. Дескать, не послушалась меня, родила
девочку, теперь сама о себе и заботься. Она Аньку куском хлеба попрекала. Купит
детского питания, откроет банку, кормит Полю и приговаривает: «Ох беда! Сорок
рублей сто граммов, а девочке двести пятьдесят давать надо. Да, пока ее на ноги
поставишь и до ума доведешь, много времени пройдет! Ой, беда, беда. Как девочку
растить?!» Вроде и не говорила ничего плохого, только Аня начинала плакать и
убегала.
Я тяжело вздохнула. Встречаются такие люди.
Есть у меня одна знакомая, Нина Степановна, большой мастер по части подобных
проделок. Свою дочь Катю, мою хорошую подругу, она доводит почти до больницы
самым простым образом. Нина Степановна – пенсионерка преклонных лет, поэтому
день-деньской сидит дома. Несмотря на почтенный возраст, она чувствует себя
отлично, но от скуки начинает выдумывать всякие болячки. Стоит только Катюхе,
еле живой после тяжелого рабочего дня, появиться на пороге, как любящая мамочка
накидывается на нее с одной и той же жалобой:
«Ах, мне плохо, я скоро умру».
По-моему, на такое провокационное заявление
следует совершенно спокойно ответить:
«Хорошо, я не против, куплю тебе красивый
гроб, чтобы перед людьми стыдно не было».
Старух-эгоисток, вызывающих родственников на
скандалы, очень ошарашивает, когда вы с ними соглашаетесь. Ведь чего ждет Нина
Степановна? Да того, что Катька станет причитать: «Ой, мама, перестань! Ты еще
проживешь сто лет!»
«Нет, – завоет маменька, услыхав кодовую
фразу, – все, воды, валокордина, мне конец!»
Катька начинает метаться по комнатам,
успокаивать капризницу. При этом учтите, что у Катюхи за плечами четыре тяжелые
операции, а у Нины Степановны – в ее восемьдесят пять лет – железное здоровье.
В результате Катя с трясущимися руками подает бедной мамочке ужин, а та, стеная
о больных внутренностях с раковой опухолью, ловко поглощает бутерброды с икрой,
красной рыбой и копченой колбасой. Подходящая диета для больной с опухолью
желудка, не правда ли?
Если у вас дома проживает подобная штучка, шантажирующая
семью возрастом и состоянием здоровья, советую спокойно отвечать на все
стенания:
«Умирать собралась? Заверяю тебя, поминки
справлю на высшем уровне, стол порадует твоих подружек».
