– Все-таки странно! Молоденькая девушка
убегает из дома, и никто даже ухом не ведет.
– Вадька приходил, – вздохнула
Люся, – только тетя Зина его с лестницы спустила. Уж как орала! «Знаю, ты
ее подучил, скрипач долбаный».
– Кто такой Вадик?
Люся аккуратно сунула окурок в заботливо
поставленную кем-то на подоконник пустую баночку из-под «Нескафе».
– Любовь Ксюхина, не по себе дерево
срубить решила.
– Можешь поподробней рассказать?
– Запросто, – усмехнулась
Люся, – слушайте.
Ксюша выросла в так называемой неблагополучной
семье. Родители тратили все деньги на водку, потом мать умерла, а отец женился
на Зинаиде, вполне нормальной по виду женщине, крайне отрицательно относящейся
к любому алкоголю. Непонятно, почему Зина решила выйти замуж за Ивана. Их
семейная жизнь не заладилась сразу: скандалы, драки. У Зинаиды имелась собственная,
горячо любимая дочка, и для падчерицы в ее сердце места не нашлось. Два года
назад Ксюша влюбилась, да не в кого-нибудь, а в Вадима Семина, мальчика из
благополучной, очень обеспеченной семьи. Вадик учился в консерватории по классу
скрипки, носил костюм с галстуком, не ругался матом, не пил в подъезде водку, в
общем, был птицей из другой стаи, но по непонятной причине между ним и Ксюшей
вспыхнул роман.
– Ксюха по нему умирала, – оживленно
сплетничала Люся, – прямо дышать в его присутствии боялась, надеялась, что
Вадик на ней женится, только я сразу поняла: ничего хорошего не получится.
Впрочем, может, и вышло бы у них чего, не знаю! Ксюха небось, когда деньги
стырила, к нему поехала, наверное, родители и дали согласие на брак, когда
столько долларов увидели! Они-то Ксюху нищетой считали, а тут три тысячи
баксов! С такой суммой и полюбить можно!
– Люся, ты где? – раздался снизу
визгливый голос. – За смертью тебя посылать! Сколько можно яйцо ждать!
– Ой, – подхватилась девушка, –
пора мне.
– Где Вадик живет, знаешь?
– В новорусском доме, – сообщила
она, сбегая по ступенькам вниз, – прямо за метро, в нем супермаркет
«Перекресток».
Ее щупленькая фигурка исчезла.
– Эй, постой, – заорала я, – а
квартира какая?
– Фиг ее знает, – долетело снизу,
потом раздался стук, и на лестничной клетке воцарилась тишина.
Тяжело вздохнув, я пошла к метро. Может, этот
Вадим, мальчик из хорошей семьи, сумеет объяснить мне: каким образом на Ксюше
оказалась белая куртка и куда подевалась Аня? Наверное, юноша все глаза
выплакал, разыскивая любимую, да уж, не слишком хорошую новость я ему сейчас
принесу, но, как говорила покойная Елена Тимофеевна, лучше ужасная правда, чем
неизвестность.
Номер квартиры, в которой проживал Вадик, я
выяснила очень легко. Вошла в подъезд, увидела лифтершу и, притворно вздохнув,
спросила:
– Не знаете, где мне найти молодого
человека, скрипача, Вадима Семина?
– Зачем он вам? – бдительно
поинтересовалась дежурная.
– Я сотрудница консерватории, привезла
Вадиму ноты, – лихо соврала я, – дом хорошо помню, бывала у Семиных
не раз, а квартиру забыла!
Консьержка оглядела меня с головы до ног и,
очевидно, осталась довольна, потому что весьма приветливо ответила:
– Он живет на седьмом этаже,
поднимайтесь.
Я поехала на лифте вверх, по дороге
сообразила, что дежурная не назвала мне номер квартиры, но, когда лифт бесшумно
открылся, глаза наткнулись только на одну дверь, самого роскошного вида. В этом
доме каждый этаж занимала одна квартира.
Внутрь меня впустила женщина лет сорока,
одетая в розовый фартук. Не выказав никакого удивления при моем появлении, она
почтительно сказала:
– Ванная вот здесь, полотенчико голубое,
абсолютно чистое.
Я молча вымыла руки и спросила:
– Простите, Вадим…
– Он вас ждет, – ответила
женщина, – сюда, пожалуйста.
Мы миновали длинный коридор, просторный холл,
потом какую-то странную комнату без окон, всю, от потолка до пола, завешанную
картинами. В огромных апартаментах стояла музейная чистота и такая же тишина, в
воздухе витал легкий запах полироли для мебели. Наконец мы добрались до нужной
комнаты. Я слегка удивилась, дверь ее была обита кожей.
Когда-то, до массового появления железных,
подобная дверь, обложенная ватой и обитая дерматином, была в нашей с Раисой
квартире. У многих в подъезде дерматин был разделен на ровные ромбы «золотой»
проволокой. У нас с мачехой денег на эту красотищу не хватило. Но внутри жилого
помещения я никогда не встречала такого дизайна. Разве только в НИИ, где
работала уборщицей, там такая дверь вела в директорский кабинет, и сделано это
было из функциональных соображений. Начальство, обладавшее зычным голосом, не
хотело, чтобы сидевшие в приемной слышали его разговоры.
– Пожалуйста, – притормозила
домработница и распахнула дверь.
Я шагнула внутрь и не удержала завистливого
вздоха. Именно так должна была выглядеть моя комната, имей я в кармане столько
денег, сколько их было у родителей Вадима.
Вообще говоря, мне грех жаловаться. Всю жизнь
я прожила в отдельной квартире, крохотной «двушке». Большинство ребят из моего
класса обитало в таких же, и у них на тридцати квадратных метрах толпилось
безумное количество родственников. У Ленки Мамалыгиной, например, в
десятиметровке жил старший брат с женой и двумя младенцами, а в «большой»
комнате ютились остальные члены семьи. У Мишки Каретникова вообще не было
кровати, он спал на кухне, на надувном матрасе. А куда, скажите, ему было
деваться, когда отец привез из деревни свою безумную мать? Мишкину софу отдали
бабке, а другую кровать в квартиру невозможно было впихнуть. Мы же с Раисой
жили вдвоем, но своей комнаты у меня не было. Спали мы в «маленькой», а «залу»
мачеха превратила в гостиную, там стоял телевизор. Уроки я делала на кухне.
Игрушки мои лежали в ящике под кроватью, а книг в нашем доме не водилось. Попав
впервые в гости к Томочке, я обомлела, увидев бесконечные стеллажи с книгами, и
спросила:
– Зачем вам столько книжек? Только пыль
собирать, лучше в библиотеке взять!
Класса с пятого я стала мечтать о собственной
комнате, кстати, мечтаю о ней до сих пор. Мне кажется, что у мужа и жены должны
быть разные спальни. Никто не мешает супругам укладываться в одну постель, но
должна существовать хоть теоретическая возможность закрыть за собой дверь и
остаться в блаженном одиночестве. Не знаю, как у вас дома, а у нас в относительном
покое можно оказаться лишь в туалете, да и то очень ненадолго.
