И постоянно, — во время разговора, и из бассейна, сквозь водяной бурун, — смотрел на Стрижайло яростный желтый глаз, вонзая в лобную кость всевидящий луч. Скрывая коварный замысел по поводу депутатских мандатов и трансформации марксистской КПРФ в либеральную партию, Стрижайло блокировал луч. Выставлял навстречу яйцо Фаберже, — из лазурита, с золотой крышкой в виде церковной главки, которая, если ее открыть, начинала мелодично наигрывать: «Боже царя храни», при этом алмазы, усыпавшие лазурит, искрились, как стоцветная роса.
— Теперь не мешает и пообедать, — пригласил Маковский в ресторанный зал в стиле «тропикаль», где попугай какаду ругался, как английский боцман, требуя виски и надувную «герл».
Под крылом Б-29 тянулись холодные Уральские горы, начинались тюменские тундры. А на борту под пальмами им подавали плавники тунца, сваренных в молоке королевских креветок, жареное сердце быка и текилу, от которой в иллюминаторах возникали неопознанные летающие объекты в виде отрубленных женских голов.
— Теперь о самом главном, — произнес Маковский, вылавливая серебряной ложкой в горячем молоке, среди золотистых колечек жира, розовую разваренную креветку, — К моменту президентских выборов вы подготовите доклад под условным названием: «Заговор Президента против России». Вы должны объединить все тенденции злосчастной политики Президента Ва-Ва, возвращающей Россию в эпоху мрачного абсолютизма. Подобно Ивану Грозному, он разгромил регионы, покарал лучших губернаторов, одни из которых, подобно Курбскому, кинулись в бега, другие умерли под пытками, третьи томятся в монастырях, четвертые на коленях, с петлей на шее, приползли в Кремль и остались на должностях, как подневольные клерки. Подобно самодуру Павлу Первому он насадил дух солдатчины, расставил повсюду тупоумных силовиков, тешится парадами и праздничными дефиле, позволяя вороватым спецслужбистам отнимать у бизнесменов честно заработанную собственность. Он превратил прессу из гордой княгини в развратную шлюху, постоянно повторяя в узком кругу: «Какая барыня ни будь, все равно ее ебуть» Лучшим тележурналистам, таким, как Сабик Швестор, Леонид Парфенон и Герасимус Мизантропус, прислана «черная метка» с портретом телеведущего Карла Сатанидзе, который без единого выстрела умертвил Второй канал, превратив его в тлеющий труп. В Чечне он занят выведением особой породы чеченцев, которые, чем больше их посыпают вакуумными бомбами и реактивными снарядами системы «Град», тем интенсивнее они размножаются, становясь постепенно самым многочисленным и образованным народом Европы. Его примитивный, царско-советский взгляд на империю представляет угрозу для свободных республик Прибалтики, Кавказа и Средней Азии, куда он стремится не допустить Америку, — оплот либерализма. Его нескрываемый антисемитизм проявляется в том, что лучших представителей российской интеллигенции, — певцов, писателей, юмористов, бизнесменов, политиков, он называет «жидами» и хочет обнести Барвиху, Горки и Жуковку новой «чертой оседлости», за которую нам будет запрещено выезжать. Это сулит превращение Российской Федерации в кровавую абсолютистскую монархию, к которой он все больше склоняется, — порвал ее стыдливые «конституционные» трусики, обнажив страшное волосатое чудище. Доклад, который вы подготовите, будет размещен на десятках сайтов. Перепечатан зарубежными изданиями. Выпущен миллионным тиражом. Смысл доклада в том, что зарвавшегося деспота ждет трибунал в Гааге, где его посадят в одну камеру с уголовником Слободаном Милошевичем. Альтернативой этому гнусному правлению является «либеральная империя» и ее выразитель. Вы знаете, кто, — с этими словами Маковский выловил, наконец, розовую креветку, ловко очистил от панциря и сжевал мякоть, так словно сначала раздел миниатюрного Президента Ва-Ва донага, а потом его проглотил.
Стрижайло остро, чутко внимал, связывая с докладом главную западню, какую расставит Маковскому. Янтарный глаз под рыжей воздетой бровью пытался распознать вероломство, и тогда по мановению «всевидящего ока» служители бросятся на Стрижайло, вырвут из застолья, засунут в мешок и с высоты десять тысяч метров выкинут из самолета. Лишенный спасительного зонтика из отеля «Дорчестер», он разобьется о русскую землю, которая никогда не была ему матерью, а только мачехой.
Сознавая опасность, мешая лучу прочитать сквозь лобную кость потаенные мысли, Стрижайло выставлял навстречу яйцо Фаберже, как если бы шли аукционные торги. Из розовой яшмы, усыпанное изумрудами, с огромным голубым бриллиантом, оно было полым внутри, и в глубине его чудом сохранилась сухая муха 1913 года рождения, случайно залетевшая в яйцо в момент, когда государь показывал его императрице. Муху не убирали специально, и ее присутствие увеличило стартовую цену яйца.
— Ну что ж, дорогой Михаил Львович, — Маковский поднялся из-за стола. — Подлетаем к «Городу счастья». Приятно скоротали время, — он на мгновение замялся, желая что-то спросить. Не удержался, спросил: — А вы действительно считаете, что Ваксельберг провез яйца Фаберже через таможню в своей мошонке, для чего побывал на знаменитой ферме в Йоркшире, где ему ампутировали его собственные яйца?
— Такая версия существует, — скромно ответил Стрижайло, — но я не берусь настаивать.
Самолет пошел на посадку и опустился на солнечной бетонной полосе, среди блеска воды, зеленого мерцания тундры, из которой в отдалении вырастали фантастические силуэты «Города счастья». Маковский вышел первым. Спустился по трапу, шагнул на красную дорожку, по которой были рассыпаны ароматные ветки вереска. Своей легкой спортивной походкой, лишенной имперского величия, двинулся по триумфальной дорожке. Навстречу, под негромкие звуки биг-бэнда потянулась вереница именитых горожан, — градоначальник, чиновники, представители корпорации, начальники служб, офицеры гарнизона, духовенство, купечество, земство, представители конфессий, представители национальных меньшинств, представители сексуальных меньшинств, представители думского большинства, ветераны, интеллигенция, делегации трудовых коллективов, активистки женского движения, лидеры партий, глава чеченской диаспоры, глава азербайджанской диаспоры, глава таджикской диаспоры, цыганский барон, вор в законе, местный правозащитник, клоун, горбун, фигляр, карла, звездочет, укротитель змей и странный персонаж огромного роста, с ног до головы поросший шерстью, без тени одежды, идущий то на полусогнутых, то опираясь на кулак правой руки и отталкиваясь сразу двумя лапами, отчего становились видны его коричневые, мозолистые пятки.
Градоначальник нес перед собой серебряное блюдо с огромным золотым ключом от ворот «Города счастья», что входило в ритуал гостеприимства и заменяло старомодные «хлеб-соль». Маковский принял символический ключ, повернулся в сторону города и сделал вид, что открывает символические врата. Затем обратился к встречающим с краткой речью.
— Среди человечества есть «золотой миллиард». Среди «золотого миллиарда» есть «платиновый миллион». Среди «платинового миллиона» есть «алмазная тысяча». Среди «алмазной тысячи» есть «нефтяная сотня», — «черная сотня России». Мы — черносотенцы русской «либеральной империи». Наши руки не в крови, а в нефти.
Ему поднесли фарфоровую чашу, полную маслянистой, с синим отливом нефти. Он совершил обряд омовения рук. Держал на весу почернелые руки, отекающие густой жижей. Встречающие подходили и целовали эти перепачканные длани, унося на губах, носах, подбородках темные сочные кляксы. Косматый великан, замыкавший шествие, высунул огромный розовый язык и, сладко причмокивая, вылизал руки Маковского до белизны, после чего тому оставалось их слегка сполоснуть.
