Сейчас в комнате пахло холодным арбузом и той восхитительной свежестью, какой веет от первого снега. Этот чудесный запах породил образ нежной девственной белизны, среди которой сочно краснел разрезанный надвое арбуз, алый, с черными семечками, где в сладкой холодной мякоти были спрятаны предлагаемые суждения. Стрижайло поглощал эти суждения вместе с розовыми сочными дольками, отделяя их ножом от полумесяца с зеленым лакированным ободком. Однако не забывал при этом считывать из досье информацию.
Переход от банка «Глюкос» к нефтяной корпорации того же названия был связан с увлекательной придворной интригой, в которой участвовали седовласый, с рюмкой охлажденной водки, завернутый в белую простыню Президент, однажды, по высокой протекции, пригласивший Маковского в баню, а также сильная духом и здоровая упитанным телом дочь Президента, в ту пору напряженно решавшая, какой тип мужчины является оптимальным для России «переходного периода». Она искала этот тип среди журналистов, бизнесменов, министров, актеров «Театра сатиры», шоферов службы охраны, а также среди заезжих венецианских жонглеров и африканских пигмеев, приглашенных, за их рост и уровень развития, на «Конгресс малых народов Севера», где дочь и познакомилась с Маковским. Результатом этого краткого, энергоемкого знакомства было приобретение банком «Глюкос» нефтяных полей в Западной Сибири, которые в ту пору были начисто разворованы демократическими чиновниками Минтопэнерго, а так же посредниками, перепродающими нефть на западные рынки. Маковский, облетая вертолетом свои новые владения, ужасался зрелищу разрушенной советской цивилизации. Там же, сквозь шум вертолетных винтов, дал приказ начальнику безопасности, чеченцу Арби уничтожать посредников, словно ненасытных волков. Это выглядело, как сибирский «блицкриг», во время которого тундра озарялась северным сиянием автоматных очередей, разноцветными взрывами фугасов, завораживающими пожарами нефтедобывающих контор и офисов. Когда пришла долгожданная весна, и стали сходить снега, множество неопознанных трупов, изгрызенных лисами и росомахами, обнаружились на поверхности зацветающей тундры.
— Я только что назвал систему «либеральных ценностей» философией. Я оговорился. Это религия. Во всех мировых религиях, — христианстве, иудаизме, исламе, — свобода является основополагающим догматом. Христос, Моисей, Магомет проповедовали свободу человеческой воли, которая только одна, через великие труды и свершения, приближает человека к абсолютному блаженству и счастью. Каждый баррель нефти, добытый свободными людьми корпорации «Глюкос», увеличивает свободу мира, приближая, говоря языком старомодным, «Рай на земле». «Города счастья», где пока что проживает избранная, ограниченная часть человечества, транслируют свободу через магистральные нефтепроводы в самые отдаленные регионы земли, пополняют копилку «либеральных ценностей». Таким образом, из страны традиционного деспотизма Россия превращается в кладезь свободы. Недаром мы построили в столице нашей нефтяной империи, на берегу Оби, православный храм, мечеть и синагогу…
Перечисляемые тезисы, выстроенные в пирамидальном порядке, приближали Стрижайло к завершающей цели, ради которой могущественный, с блестящим умом и несметным состоянием олигарх, изменяя правилу олигархического уклада, пригласил его домой, предпочтя домашнюю беседу ужину в дорогом ресторане. Эта цель еще не была видна, но уже посылала магические вспышки, волшебные лучи и восхитительные ароматы. В гостиной нежно и чарующе пахло жасмином. Стрижайло, поддавшись иллюзии, стал искать глазами куст, усыпанный белыми, как сливки, цветами.
Досье, подключенное к серому веществу головного мозга, продолжало закачивать в Стрижайло бесшумную информацию, от которой взволнованно переливались нейроны, делая похожим мозг на мерцающие огни большого города с разноцветными рекламами ночных клубов, отелей и супермаркетов.
Следующая волна экспансии «Глюкоса» была направлена на захват нефтеперегонных заводов Сибири, Поволжья, Центральной России. Территории, покрытые нержавеющей сталью реакторов, колонн, вьющихся труб, фантастические сферы, цилиндры, ажурные мачты переходили под контроль Маковского, как переходят под пяту полководца поверженные города. Убитых было немного. Их тайно хоронили в бульдозерных рвах, опускали в цистерны с соляной кислотой, заливали жидким бетоном. Захват портовых терминалов на Черном и Баренцевом морях совершился почти безболезненно, стоило выкрасть дочь директора новороссийского порта, а также, проведя энергичную выборную компанию, сменить мэра Мурманска. Нефтеперегонные мощности в Литве достались Маковскому почти даром, после пожертвования миллиона долларов в предвыборный фонд Президента. Повсеместно, куда приходила победоносная компания, возникал осмысленный порядок, — «орднунг», как говорили менеджеры. Росло производство, улучшались условия жизни. И повсюду, — над крышами городов, над буровыми и нержавеющими башнями, на ложках в рабочих столовых, на золотых сувенирах для отличившегося персонала, — везде красовалась эмблема «Глюкоса». Равнобедренный треугольник с помещенным в центр всевидящим оком, рыжим, зорким, с мерцающим острым зрачком.
Стрижайло неслышно охнул, рассматривая лицо Маковского. Мягкое, благовидное, с чертами благородной гармонии, оно имело одну аномалию, а именно — правый глаз. Отличный от левого, карего, под темной пушистой бровью, этот правый был рыжий, ястребиный, беспощадно-пронзительный. Зрачок трепетал. Гневно выгибалась рыжая жесткая бровь. Этот глаз был недремлющим оком хищной, нахохленной птицы. Именно этот глаз, заключенный в магический треугольник, был изображен на эмблеме «Глюкоса». Озирал несметные богатства компании, смотрел на каждого работника из фарфоровой чашки, брезентовой робы, с экрана корпоративного телевидения. «Глаз вопиющего в пустыне» — подумал Стрижайло, представив раскаленную Нубийскую пустыню, среди которой пылал, издавал нечеловеческий вопль желтый глаз незримой космической птицы.
— Мы проделали огромный путь из царства деспотии в царство свободы, путь тернистый, с множеством потерь и лишений. И вот теперь, когда главные тернии позади, и дорога все лучезарней, наш Президент задумал поворот с полпути назад. Этот поворот столь же неугоден и неразумен, как пресловутый поворот северных рек. Его отказ от либеральных ценностей реакционен и нуждается в серьезной коррекции. С каждой нефтяной каплей мы выдавливаем из себя раба, а он вновь закачивает в нас рабство, как закачивают в нефтяной пласт воду. Мы тратим огромные средства, чтобы перекодировать исторически несвободное население России. Превратить его из патриотов-государственников, видящих в центре русской жизни деспотическое государство, в патриотов-либералов, исповедующих либеральную Россию свободных граждан. Эта «перекодировка» связана с изменением генетического кода, требует терпения, последовательности и любви к соотечественникам. Чего напрочь лишен наш Президент, выходец из архаических, изживших себя структур, к которым я отношу органы государственной безопасности…
Рыжий глаз хищной разгневанной птицы одиноко мерцал в раскаленной пустыни, издавая нечеловеческий вопль, от которого высыхали оазисы, рушились храмы, падали замертво верблюды и погонщики караванов. Взгляд этой вещей птицы остановился на Стрижайло. Выбрал для какой-то роковой и неизбежной задачи, смысл которой медленно всплывал среди неторопливых речений. И чтобы избавить Стрижайло от палящего зноя пустыни, уберечь его слух от невыносимого вопля, в комнате разлилась свежая прохлада, какая бывает после летней грозы, когда воздух пропитан озоном, в небе стоит великолепная радуга, а помятая трава под ногами — в каплях воды, в слипшихся колокольчиках и ромашках.
